Читать книгу "Человек системы - Георгий Арбатов"

Мне кажется, Юрий Владимирович сам в глубине души это осознавал и пытался найти какое-то себе оправдание. Такие компромиссы, уступки, уход от борьбы он прежде всего оправдывал соображениями «тактической необходимости». О них он охотно рассуждал вслух. И, в частности, нередко корил меня: вот, мол, цели ты видишь правильно, стратег ты неплохой, а тактик – дерьмовый (он употреблял и более сильные выражения). Иногда я с этой критикой соглашался, иногда нет. А один раз не выдержал и сказал ему, что так, как он все время предлагает (речь шла о внутренних делах), можно получить «короткое замыкание» в бесконечной тактике и напрочь потерять стратегию. Андропов обиделся, и на некоторое время отношения даже охладились, но потом восстановились.

Другой слабостью Андропова было неумение иногда правильно оценивать людей. В этом плане он был внутренне предельно противоречивым человеком. Отчасти это были просто ошибки, и только они. В других случаях – чрезмерное увлечение тактикой. А иногда – и следствие определенной противоречивости его политических взглядов.

Всю ту часть его жизни, которой я был свидетелем, ему были свойственны как кадровые удачи, даже находки, так и серьезные просчеты. Например, работая в ЦК КПСС, он, с одной стороны, собрал очень сильную группу консультантов – я о ней уже писал. А с другой – выдвинул своим преемником мелкого, неумного и лишенного принципов К.В. Русакова, не раз брал заместителями слабых, только вредивших делу работников. И терпел не только бездельников и бездарных людей, но и таких, которые наносили немалый политический вред, чего он не мог не понимать.

Его кадровую политику в КГБ оставляю за скобками – слишком уж это закрытая сфера.

Но если говорить о том, что он сделал в плане отбора и выдвижения людей, находясь в составе политического руководства партии и страны, опять сталкиваешься с труднообъяснимой противоречивостью.

С одной стороны, он был первым или одним из первых, кто оценил такого незаурядного политического деятеля, как М.С. Горбачев. Знаю это достоверно – впервые эту фамилию услышал именно от Андропова в 1977 году, весной. Дату помню, поскольку начался разговор с обсуждения итогов визита С. Вэнса, потом перешел на болезнь Брежнева. И я здесь довольно резко сказал, что идем мы к большим неприятностям, так как, судя по всему, на подходе слабые да и по политическим взглядам часто вызывающие сомнения кадры. Андропова это разозлило (может быть, потому, что он в глубине души сам с такой оценкой был согласен), и он начал резко возражать: ты, мол, вот говоришь, а ведь людей сам не знаешь, просто готов все на свете критиковать. «Слышал ли ты, например, такую фамилию – Горбачев?» Отвечаю: «Нет». – «Ну вот видишь. А подросли ведь люди совершенно новые, с которыми действительно можно связать надежды на будущее». Не помню, чем тогда закончился разговор, но во второй раз я фамилию Горбачева услышал от Юрия Владимировича летом 1978 года, вскоре после смерти Ф.Д. Кулакова, бывшего секретарем ЦК, отвечающим за сельское хозяйство.

После чисто деловой беседы, касавшейся моих оценок ситуации с США, а также той реакции, которую вызвало в Америке и Европе размещение наших ракет СС-20 (я об этом писал выше), разговор перешел на внутренние дела. И здесь Андропов вдруг, без прямой связи с тем, о чем шла речь, как бы размышляя вслух, сказал: «Вот негодники (он употребил более резкое выражение. – Г. А.) – не хотят, чтобы Горбачев перебрался в Москву». И, отвечая на мой недоуменный вопрос, объяснил: речь идет о назначении Горбачева на пост, который занимал Кулаков. А потом заговорил о чем-то другом. Но осенью того же года М.С. Горбачев – как дальше развертывалось дело, я достоверно не знаю – стал секретарем ЦК КПСС, ведавшим сельским хозяйством (вскоре в ходе подготовки очередного пленума ЦК я с ним впервые лично встретился).

Появление Горбачева в Москве в качестве секретаря ЦК КПСС оказалось, несомненно, очень важным делом, событием исторического значения. И если Андропов, как можно было догадываться, сыграл здесь какую-то роль – это одна из его больших, пожалуй, самых больших заслуг (что не исключает и того, что такой яркий, необычный человек, как Горбачев, мог бы и какими-то другими путями выдвинуться, оказаться в руководстве).

Но на одну удачу и здесь у Андропова пришлось несколько неудач – видимо, сыграли свою роль упомянутые выше обстоятельства. Он, в частности, пригласил из Ленинграда в Москву Г.В. Романова, фигуру совершенно одиозную. Он покровительствовал Г.А. Алиеву, хотя – в этом я абсолютно убежден – не только не был замешан, но и просто не знал о тех темных делах, в которых того позже обвинили, а в его способностях и характере не разобрался. В представлении Андропова Алиев был тем же борцом с коррупцией, каким он его воспринял в конце шестидесятых годов. Наконец, именно Андропов пригласил в Москву из Томска, поставил во главе кадровой работы в ЦК Е.К. Лигачева. К нему его, видимо, расположила тоже непримиримость к коррупции (помню свой разговор с Лигачевым на поминках по Андропову в день его похорон, когда тот говорил, что не перестанет бороться против этого зла, чего бы это ему ни стоило, – я убежден, что говорил он искренне).

Но достаточно о личных достоинствах и недостатках. При всем их значении для политических лидеров самое важное, конечно, – это их политика, политическое соответствие тем высоким требованиям, которые предъявляются руководству такой партией, такой страной, как наша. Переходя к этому вопросу, я бы хотел прежде всего сказать, что, по всем моим наблюдениям и впечатлениям, Ю.В. Андропова отличали отсутствие властолюбия, стремления к тому, чтобы стать «главным». Не исключаю, что он и начал о себе думать как о преемнике Брежнева просто потому, что не видел никого другого (во всяком случае, достойного в тот момент в числе возможных кандидатур не было).

Сам Андропов, по-моему, до начала 1982 года даже не пытался готовить себя к этой новой политической роли. Я помню, в частности, как во второй половине семидесятых годов несколько раз отводил мои попытки заинтересовать его экономическими проблемами, говорил, что и не собирается становиться в них специалистом, хватает и своих дел. А на мои слова, что ему все же надо было бы пройти экономический «ликбез», чтобы лучше ориентироваться в ходе обсуждений этих вопросов на заседаниях политбюро, так же, как на предложение с помощью специалистов подобрать ему соответствующую литературу, отвечал (даже с известным раздражением), что у него на это нет времени. Думаю, если бы он уже тогда мыслил себя будущим лидером страны, то не мог не видеть, что ему надо восполнить недостаток экономических знаний.

Другой вопрос – обстановка наверху, полное «безлюдье», отсутствие достойных претендентов на лидерство не могли, я полагаю, не заставить его в какой-то момент начать думать, что он может стать политическим руководителем партии и страны – независимо даже от своего собственного желания. Ну а, кроме того, при нашей жестокой политической системе и традициях у каждого руководителя не могло не быть страха перед следующим лидером, который может с ним расправиться. Так что, если можно, лучше и безопаснее самому оказаться на самом верху.

Думаю, что по-настоящему такая перспектива обозначилась для него как более или менее реальная где-то в начале 1982 года, после кончины в январе М.А. Суслова. Уже в феврале начали ходить слухи, что Андропова прочат на его место. Вскоре мне представилась возможность спросить у Юрия Владимировича, имеют ли эти слухи под собой основание. При этом, помню, заметил в шутку, что со времени работы в аппарате ЦК в принципе не верю слухам о кадровых перемещениях, а став академиком, обосновал это научно: слухи рождаются на основе здравого смысла, а кадровая политика ЦК руководствуется какими-то иными, «более высокими» соображениями. Андропов рассмеялся и сказал, что на этот раз слухи верны. Уже через несколько дней после смерти Суслова Брежнев предложил ему вернуться в ЦК на должность секретаря. И сказал: «Давай решим на следующем политбюро, и переходи на новую работу со следующей недели». «Я, – сказал Андропов, – поблагодарил за доверие, но напомнил Брежневу, что секретари ЦК избираются пленумом ЦК, а не назначаются политбюро. Брежнев тогда предложил созвать пленум на следующей неделе. Я заметил, что ради этого одного не стоит специально созывать пленум, можно все сделать на очередном, уже объявленном пленуме, который намечен на май. Брежнев поворчал, но согласился».