Читать книгу "Французская защита - Анатолий Арамисов"

Но он был рад этому: им с Симоной не надо было снова лететь куда-то на край земли. И от мысли, что они будут вместе возвращаться в уютную квартиру на бульваре Пого, ему становилось легче.

Паскаль Фите сидел на тротуаре, держась рукой за разбитую губу. Кровь капала на его новенький плащ, он лихорадочно ощупывал языком рот: целы ли зубы?

А все начиналось так хорошо.

Он выследил, как Виктор Одинцов после матча за команду приехал с компанией в ресторан на улице Saint Lazare. Вошел следом и незаметно устроился за отдаленный столик. Потом он увидел, как в заведение ввалилась шумная копания крепких парней.

— Ооооо! — заорал самый высокий из них. — Кого я вижу!!

И полез обниматься с русским игроком.

«Дикари», — думал Фите и брезгливо морщился, наблюдая, как парни опрокидывают одну рюмку водки за другой, весело отмечая встречу со спортивной звездой.

Потом его внимание привлек этот высокий, которого называли Юрком. Паскаль понял, что он хорошо знаком с Одинцовым: усевшись рядом на стул, Юрок долго что-то рассказывал, Виктор кивал и отвечал ему; они явно вспоминали что-то общее.

Вечер подходил к концу.

Одинцов, улыбаясь, по очереди пожимал всем руки — он спешил к Симоне.

Паскаль дождался, когда игрок покинет Le Komarov, следом за ним потянулись домой и другие члены команды эмигрантского клуба.

Вскоре ресторан опустел.

Фите решил действовать на свой страх и риск Женевьева была очень недовольна его работой в последнее время, он оправдывался, объясняя, что невозможно найти хотя бы малейшую «зацепку», которая могла бы вбить клин в отношения соперницы с Одинцовым, но та даже и слушать не хотела, пригрозив невыплатой гонорара.

— Бон суар! — Паскаль сладкой улыбкой приветствовал трех парней, допивавших остатки «беленькой».

— Здоров, коли не шутишь! — ответил Колян, нетрезво глядя на француза.

— Говорите ли Вы по-французски? — вопросил сыщик

— Юрка! Давай, переводи! — обратился к длинному Колян.

— Месье! Разрешите побеседовать с Вами конфиденциально, так сказать… — маленькие глазки Паскаля буравчиками вгрызались в лицо бывшего сокамерника Виктора.

— А ты кто будешь, и на какую тему, интересно, хочешь беседовать? — Юрок положил локти на стол и подался вперед.

Фите, с трудом сдерживая гримасу брезгливости (от русского отвратительно пахло водочным перегаром), шепнул:

— Не здесь, выйдемте на воздух.

— Без проблем! — Юрок встал из-за стола, повернул голову к собутыльникам. — Я щас!

На улице француз, глядя снизу вверх на собеседника, быстро заговорил:

— Позвольте представиться, Жильбер Трамбле, корреспондент журнала. Меня интересует, личная, так сказать, жизнь Виктора Одинцова.

— Что?? — вытаращился Юрок

— Пардон, давайте сразу обговорим условия! Наше издание Вам хорошо заплатит за любую информацию из этой области. Я понял, что Вы хорошо знакомы с русским чемпионом, и поэтому…

— Что я должен рассказать? — насупился длинный.

— Все, что знаете о его отношениях с женщинами, например. Имел ли он связи с проститутками Парижа, в частности? Вот задаток, силь ву пле, тысяча франков, как Ваше имя, кстати?

И Паскаль Фите вытащил из кармана десять купюр по сто франков. Однако отдать деньги не успел: кулак Юрия, мелькнув перед глазами частного детектива, броненосцем врезался ему в губы. Француз, ойкнув, кулем повалился назад.

Юрок почесал ушибленные пальцы, глухо сказал:

— Если будешь обливать грязью Одинцова — убью!

И, развернувшись, зашагал прочь, неспешно перебирая длинными ногами.

— Разве Вам мало информации с жучка в их квартире? — оправдывался сыщик, сидя в кабинете Женевьевы. — Что я могу еще сделать? Я уже перестал слушать эти пленки, сразу отдаю Вам. Никаких зацепок на них, никакого компромата!

— Я знаю, — ответила француженка, — тогда придумать надо компромат! Она внимательно слушала разговоры между Симоной и Виктором. Однако те в основном смеялись, подтрунивая друг над другом, обсуждали новости, на шахматные темы почему-то не разговаривали, и любили друг друга.

Это было нестерпимо больно.

— Придумать компромат? Я уже пытался что-то нащупать среди этих невыносимых русских. Итог Вы видите, — и Паскаль показал пальцем на свой посиневший подбородок и распухшую губу.

— Проникнись ненавистью к этому Одинцову! — закричала Женевьева. — Из-за него ты пострадал!

— Да есть один вариант, — пробормотал Фите, — но я очень сильно рискую при этом…

— Сильно рискуешь? А хорошие деньги получать без риска нельзя, мой дорогой! — прищурила глаза начальник тюрьмы.

— Вы правы, мадмуазель! Я держал этот вариант на самый крайний случай. А сейчас, перед матчем Одинцова с нашим любимым Патриком Леконтом, неплохо бы было его осуществить. И нам польза, а при случае можно выбить русского из колеи во время игры.

— Что ты придумал, рассказывай!

Паскаль Фите воровато оглянулся по сторонам, словно обнаружил в кабинете незримую тень русского шахматиста, и, наклонившись к Женевьеве, быстрой скороговоркой изложил свой план.

— Отлично! — воскликнула начальник тюрьмы, когда сыщик закончил. -

Приступай!

— А… это… — невзрачная фигура стала топтаться с ноги на ногу.

— Если все пройдет удачно, твой гонорар удвоится! — холодно произнесла женщина.

— Мерси, мадмуазель! — склонил голову Фите, и, не мешкая, покинул кабинет.

Финальный матч претендентов приближался.

Газеты наперебой прогнозировали его возможный исход. Настроение их было патриотически-оптимистично.

Патрик Леконт был любимцем нации, все ждали, что именно он победит «зарвавшегося выскочку-русского» и выйдет на решающий поединок с чемпионом мира.

— Ты посмотри, что они пишут! — восклицала Симона, пробегая глазами спортивную хронику.

— И что же? — отзывался Виктор, колдуя на кухне над экзотическим блюдом, которое он специально готовил для своей любимой.

— «Наш соотечественник силой духа заставит дрогнуть эту безжалостную шахматную машину под названием «Виктор Одинцов»! Его игра лишена того искрометного риска, смелости, вдохновения, которые присутствуют в каждой партии Патрика Леконта. Лишь в одном русский не уступает ему: техникой разыгрывания эндшпиля. Но мы знаем, надеемся и верим, что Одинцов не будет дотягивать до окончаний! Его король падет прежде — от кинжальных атак французского шахматного мушкетера!»

— Оптимисты они, не суди ты их строго! — засмеялся Виктор. — Иди сюда, я тебя кое-чем вкусненьким угощу!