Читать книгу "Зачем Сталин создал Израиль? - Леонид Млечин"

Двадцать третьего мая премьер-министр Эшкол сказал в кнессете, что попытки помешать проходу израильских судов через Тиранский пролив будут рассматриваться правительством Израиля как акт агрессии. Эти слова были адресованы не только депутатам кнессета, но и египетскому руководству. В отсутствие дипломатических отношений объясняться приходилось либо путем публичных деклараций, либо через посредников.

Леви Эшкол, хотя и слыл наиболее преданным помощником Бен-Гуриона, был в реальности человеком компромиссов. Каждый раз, когда это было возможно, он откладывал принятие решения на завтра.

К середине шестидесятых Израиль достиг экономического благополучия. Никогда еще израильтяне не жили так хорошо, и думать о войне не хотелось. Потом наступил период экономических трудностей, с которыми правительство Эшкола справиться не могло. Так что меньше всего он хотел войны. Арабским властителям казалось, что Израиль ослаб и превратился в легкую добычу.

Лишь немногие арабские политики призывали к умеренности. Президент Туниса Хабиб Бургиба, считая ненависть арабов к Израилю ошибочной, говорил:

— У нас, арабов, эмоции оправдывают инертность. Мы, арабы, кричим, наносим оскорбления, мы погрязли в ругани, мы проклинаем и думаем, что таким образом выполняем свой долг. За всем этим стоит комплекс неполноценности. Я считаю, что никто не должен говорить о сбрасывании Израиля в море, поскольку никто не в состоянии этого сделать. Даже воздержание от разговоров на эту тему может содействовать сосуществованию между арабами и евреями.

Президент Бургиба объехал арабские страны с предложением что-то предпринять, найти возможность покончить с враждой. Он долго разговаривал с Насером наедине.

Потом Бургиба изложил содержание беседы. Он говорил египетскому президенту:

— У нас нет ни сил, ни средств, чтобы вести сражение. Надо идти на компромисс. Согласны?

— Да, — подтвердил Насер.

— Это прекрасно, — обрадовался Бургиба. — Мы должны изложить наши взгляды публично. Важнее всего признать резолюцию ООН, в соответствии с которой был образован Израиль. Вы согласны с ней?

— Да, — уверенно повторил Насер. И тут же отказался от своих слов: — Арабские массы не примут ничего, что походило бы на признание Израиля.

В других случаях египетский президент не очень спрашивал массы, чего они хотят.

Словом, усилия тунисского президента ни к чему не привели. Ни Насер, ни кто-либо другой из арабских политиков, от которых это зависело, не хотели признавать еврейское государство и вести переговоры о мире.

Двадцать пятого мая советский посол в Каире получил срочную телеграмму Громыко с поручением посетить Насера или министра иностранных дел Махмуда Риада и сказать следующее:

«В Советском Союзе вызывает удовлетворение решительная позиция арабских государств, сплотившихся вокруг Объединенной Арабской Республики и создавших общий фронт в защиту Сирии перед лицом империалистического заговора…

Правительство СССР считает оправданным требование правительства ОАР о выводе войск ООН из района Газы и Синайского полуострова. Такое требование является бесспорным правом Объединенной Арабской Республики. Мы считаем эту меру сильным шагом, который произвел соответствующее положительное действие…»

Послание Громыко свидетельствовало о том, как плохо советские дипломаты понимали ситуацию на Ближнем Востоке. Москва по-существу подталкивала Насера к войне.

Громыко информировал Насера о послании американского президента Линдона Джонсона с оценкой ситуации на Ближнем Востоке. Насера беспокоила возможность совместных действий великих держав. Громыко успокоил египетского президента, сообщив, что это исключено.

Андрей Андреевич также передал Насеру слова израильского министра иностранных дел Аббы Эбана, сказанные советскому послу в Тель-Авиве: Израиль ни в коем случае не хотел бы военного столкновения с Египтом.

Беседуя с советским послом, Эбан высказался за взаимную «деэскалацию», то есть предлагал политическими мерами решить возникшие проблемы. Он надеялся, что его слова будут переданы египтянам.

Но Громыко не стал рекомендовать Насеру наладить какой-то диалог с Израилем через посредников и тем самым избежать вооруженного конфликта. Напротив, министр сказал Насеру, что советский посол дал «твердый ответ Эбану», то есть сказал, что снижения напряженности не будет.

Это был еще один шаг к войне.

Двадцать четвертого мая Египет заявил, что приступает к минированию вод в Акабском заливе и приводит в боевую готовность флот и авиацию.

Нефть в Израиль доставляли суда, которые шли под либерийским флагом. Президент Либерии уведомил Насера, что его суда больше не будут возить нефть еврейскому государству.

Двадцать пятого мая египетская военная делегация во главе с министром обороны Бадраном демонстративно вылетела в Москву. Египтяне провели в Москве четыре дня. Принимали их не только Гречко и Громыко, но и, чтобы подчеркнуть полную поддержку Египта, глава правительства Косыгин.

Бадран прилетел, чтобы попросить согласия Москвы на превентивный удар по Израилю. Египетский министр разложил на столе военные карты и описал ситуацию.

Алексей Косыгин, по словам участвовавшего в переговорах советского дипломата Погоса Акопова, ответил, что военным путем решить проблему невозможно.

Обращаясь к египетскому министру, Косыгин говорил:

«Вы одержали большую политическую победу, и, пока нет войны, эту победу можно будет закрепить… То, что вы сделали до сих пор, сделано хорошо. Однако мы не можем не думать о юридическом решении вопроса о судоходстве через проливы… В свете ваших политических достижений вам будет легче получить юридическое решение».

Советские руководители радовались тому, что Египет легко добился всего, чего хотел, и не верили, что Израиль возьмется за оружие.

Но провожавший министра Бадрана маршал Гречко в здании правительственного аэропорта произнес тост «на посошок» и твердо сказал, что, если Израиль нападет на Египет и Соединенные Штаты поддержат израильтян, «мы вступим в войну на вашей стороне». Эти ободряющие слова советского министра обороны звучали для египтян как самая сладкая музыка.

Двадцать шестого мая Насер выступал перед руководителями всеарабской федерации профсоюзов. Он уверенно сказал: «Если разразится война, она будет тотальной. Ее цель — уничтожение Израиля. Мы готовы к войне и уверены в победе».

Насер с каждым днем чувствовал себя все более уверенно, говорил все агрессивнее. Возможно, он учитывал позицию второго человека в стране. Маршал Абд-аль Хаким Амер был ярым сторонником военных действий. Насер не мог позволить себе более миролюбивую позицию, иначе Амер мог бы претендовать на власть. Зато после войны Насер именно Амера сделает козлом отпущения и заставит ответить за катастрофу…

Скорее всего, Насер совершенно не предполагал, что затеянный им конфликт закончится войной. Он был уверен, что все останется в рамках дипломатических дискуссий. Он даже считал, что он одержал победу без боя. Но на публике держался исключительно воинственно.