Читать книгу "Белые трюфели зимой - Н. Келби"

— Я не сплю?

— Конечно, нет.

Сабина подала ему кружку с молоком; молоко почти остыло, и на нем образовалась толстая пенка. В доме больше не было денег, чтобы каждую ночь добавлять ему в молоко шампанское, но он, похоже, этого не замечал.

— У вас очень хорошая глава получилась, только в ней нет ни одного рецепта.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, в других-то главах есть рецепты. В других — которые вы уже написали.

Эскофье взял у нее исписанные листки и некоторое время смотрел на них. Его воспаленные глаза были точно обведены красным ободком и странно блестели. Он то и дело соскальзывал в какой-то другой мир, отличный от этого, и Сабина, отняв у него листки, сказала:

— Завтра. Завтра мы добавим в эту главу какой-нибудь рецепт. — Она встала и повернулась к двери, намереваясь уйти, но Эскофье схватил ее за руку.

— Сабина, скажи…

— Да?

— Ты умеешь готовить aligot?

— Non.

— Попроси Бобо, чтобы он тебя научил.

— Обязательно, — пообещала она, но так и не попросила, ибо смерть мадам вскоре словно накрыла все вокруг тонким слоем серого пепла.

Глава 29

На следующее утро Эскофье, похоже, почувствовал себя значительно лучше. Казалось, он освободился от некой ужасной ноши. Он выглядел почти счастливым. Даже на щеках у него появился какой-то румянец. Дети, внуки и внучатые племянники старались этого не замечать. Старик попросил принести ему завтрак, а потом и обед, и все съел.

— Это просто отвратительно! — с возмущением сказала врачу сиделка. — Жена умерла, а он словно возродился к жизни!

— Ты понял, папа, что мы сказали тебе? — ласково спросил Поль. — Насчет мамы?

— Да. Разумеется, — ответил Эскофье. — А что у нас на ужин? Сабина, не было ли в последнее время посылки от мистера Бутса?

— А чего бы вы, например, хотели?

Старик вручил ей целый список. Сперва это показалось ей полной ерундой, да и почерк у него стал такой, что не разобрать; но это явно был список продуктов. И Сабина для верности прочитала его вслух:

— Яйца, белые трюфели, черная икра…

— Трюфели, черная икра? — переспросил Поль. — Неужели сейчас это действительно так необходимо?

— Разумеется.

Поль накрыл одеялом дрожащие руки отца.

— Сабина, оставьте нас.

— Хорошо, я буду на кухне.

Там ее ждал Бобо.

— Ну и?

— Он счастлив.

Сабина передала Бобо пачку листков — мемуары, над которыми работал Эскофье.

— Ничего особенного. Просто всякие истории. Очень аппетитный рецепт жареной курицы. — И она протянула ему составленный Эскофье список продуктов.

— Белые трюфели? — изумился он.

Она только плечами пожала.

— К которому часу доставить?

— К 19.00.

— А времени хватит?

— Должно хватить.

Было слышно, как внуки, правнуки и внучатые племянники бегают по коридору наверху и туда-сюда по парадной лестнице.

Сабина пожала Бобо руку.

— Спасибо вам, шеф!

— И вам, шеф.

И он ушел.

А Поль все сидел в изножии кровати и смотрел, как его отец то проваливается в сон, то выныривает из него. Жалкий зимний свет сделал лицо Эскофье совсем серым, и сам он словно стал еще меньше. Полю он сейчас казался каким-то незнакомцем, каковым, собственно, — во многих отношениях — для него и являлся.

— У Жанны есть «Petite Mignonne»? — спросил Эскофье, неожиданно очнувшись ото сна.

— Ты имеешь в виду персики?

Вопрос отца словно вернул Поля в былые времена, в их собственную маленькую кухню, где его жена Жанна и недавно вышедший на пенсию Эскофье, счастливые и мокрые от пота, создавали самые разнообразные варенья, джемы и желе. Каждый новый фрукт — итальянская бузина, белая альпийская малина, любимая ягода королевы Виктории, пурпурные индонезийские мангустины — порождал новую загадку, которую они с удовольствием решали с помощью различных пропорций сахара, веселого настроения и смеха.

— Мы с тобой просто прожектёры, верно? — говорил Эскофье своей невестке.

И Жанна, нежно его целуя, отвечала:

— Это вы — великий прожектёр. А я просто жалкая ученица.

«Мои волшебники», называл их обоих Поль, и они застенчиво улыбались, раскрасневшиеся и довольные.

«Мы так поздно научились любить друг друга», — думал Поль.

— Эти персики нужны для твоей матери, — сказал Эскофье.

«Она умерла. Пожалуйста, вспомни!» — мысленно умолял его Поль.

— Сейчас не сезон для персиков, папа. Они, по-моему, в июне бывают.

— Но ведь Жанна ходит на рынок? Или нет? Может, дети заболели?

— Дети совершенно здоровы.

— Но как же персики?

— Потом, когда тебе станет лучше.

— Нет. Жанна знает. «Ройял Джордж» и «Гросс Миньон» — это такие до неприличия толстые — продаются повсюду, а вот «Птит Миньон» бывают редко, но они совершенно замечательные: такие плоские, маленькие, как камешки, и с белой нежной кожицей. У них невероятно богатый вкус, и они очень сочные; если их смешать с лепестками дикой розы и медом — такое ощущение, что наконец познаешь рай. И потом, они такие неожиданные — если сорвать их прямо с ветки, особенно когда они висят в тени, то они лишь слегка желтоватые. А если их немного подержать на ярком свету, то они станут ярко-красными. Разве это не удивительно?

— Хорошо, папа, мы раздобудем тебе персиков.

— Нет. Не любых персиков. Только «Petite Mignonne». Я вынужден настаивать. Скажи Жанне. Они точно маленькие сердца, прячущиеся от солнца, — выглядят зрелыми, только когда их сорвешь. Прекрасная метафора. Твоей матери наверняка понравится.

Поль отвернулся. Он не хотел, чтобы Эскофье видел, как он плачет. Старик взял руку сына, поднес ее к губам и поцеловал. Губы у него были ужасно холодные.

— Что случилось, Поль?

— Ничего, тебе просто показалось, папа.

— Ничего мне не показалось.

Поль никак не мог заставить себя повернуться к отцу лицом. Он еще некоторое время смотрел в окно. Потом, собравшись с силами, сказал:

— Понимаешь, папа, она ушла от нас.

— Жанна? И куда же это она направилась?

— Maman est morte.[141]

— Нет, она всего лишь ждет.