Читать книгу "Вопрос на десять баллов - Дэвид Николс"

– …входящие в структуру растительной клетки!

Мы с Алисой стонем вслух и безвольно откидываемся на спинки сидений. Но наши переживания напрасны, потому что доктор Люси Чан здесь, а то, что доктор Люси Чан не знает о строении растительной клетки, вообще не стоит знать никому. Она отвечает на эти вопросы, даже не вспотев:

– …паренхима… колленхима… может, склеренхима?

– Да не может, а точно склеренхима!

И зрители снова награждают нас хлопками, потому что мы снова в игре, и счет уже 90:115, и я снова проснулся, потому что я знаю, что я – нет, не я, а мы, команда, все-таки можем победить.

– Еще один начальный вопрос. Герой Диккенса Филипп Пиррип больше…

Знаю.

Жму на кнопку.

– Пип из «Больших надежд», – отвечаю я, четко и уверенно.

– Вы отлично предвосхитили вопрос, – говорит Бамбер, и в студии раздаются аплодисменты, даже свист – наверное, это Ребекка, которая сидит в переднем ряду и вся светится от радости, и я понимаю, что чувствует футболист, забивший гол. И все же я стараюсь не улыбаться. Я сижу с серьезным и уверенным видом, и все мои мысли только о том, что будет дальше – Орегон, э… Невада, хм… Аризона, и Нижняя… или Южная Калифорния? Но нужно сохранять спокойствие, сохранять спокойствие, сначала бонусные вопросы, а это потенциальные пятнадцать баллов, плюс те десять, которые я только что принес команде, и в сумме мы можем сравняться с противником, счет будет равным, но все зависит от того, на какую тему будут бонусные вопросы…

– И тема всех ваших бонусных вопросов – первые и последние строчки пьес Уильяма Шекспира.

«Ура!» – мысленно кричу я, но ничего не говорю вслух и не подаю вида. Я справлюсь с этим, готов поспорить, что я знаю все это.

Наши противники, естественно, фыркают и разочарованно откидываются на спинки кресел, потому что уверены, что тоже могли бы ответить на эти вопросы, а Нортон, изучающий античную литературу, уныло треплет свои локоны, но что делать, ребята, теперь эти вопросы наши. Алиса, видимо, тоже поверила в наши силы, потому что она смотрит на меня, кивает и улыбается, словно говоря: «Давай, Бамбер, задавай самые каверзные вопросы, это не имеет значения, потому что мы с Брайаном – друзья и единомышленники и вместе мы справимся со всем, что ты нам приготовил», и вот он, наш первый бонусный вопрос…

– Какая пьеса начинается со слов «Прочь! Расходитесь по домам, лентяи. / Иль нынче праздник?»[100]

Знаю.

– «Юлий Цезарь», – шепчу я Патрику.

– Уверен? – спрашивает Патрик.

– На все сто. У меня этот вопрос был на экзаменах в предпоследнем классе.

– «Юлий Цезарь», – отвечает Патрик решительно.

– Верно! – говорит Бамбер, и раздаются редкие аплодисменты, не долгие, а как раз до следующего вопроса.

– Какая пьеса заканчивается словами «Так с тяжким сердцем я плыву назад, / О тяжком деле известить сенат»?[101]

Знаю.

– «Отелло».

– А не «Гамлет»? – шепчет Алиса Патрику.

– Нет, я думаю, это «Отелло», – мягко, но решительно говорю я.

– Люси? – спрашивает Патрик.

– Извини. Понятия не имею.

– А я на девяносто пять процентов уверена, что это «Гамлет», – снова говорит Алиса.

– Брайан?

– Мне кажется, «Гамлет» заканчивается тем, что уносят тела и звучат выстрелы. «Тяжкое дело» – это смерть Дездемоны и Отелло, поэтому я более чем уверен, что это «Отелло», но если тебе, Патрик, хочется ответить «Гамлет», то валяй, говори «Гамлет».

Патрик смотрит на нас обоих, на Алису и меня, делает свой выбор, поворачивается к микрофону и говорит:

– Это… «Отелло»?

– Это «Отелло»!

И трибуны взрываются аплодисментами. Патрик под столом дотягивается до меня и по-дружески гладит мою руку, и Люси подмигивает мне, а Алиса смотрит на меня глазами, полными благодарности, умиления и искренней нежности; такого я в ее глазах еще не видел. Рука Алисы под столом касается меня – сначала пробегает по бедру, потом находит мою руку и сжимает ее, большой палец трет мою влажную ладонь, затем Алиса просовывает черную туфлю между моими большими и толстыми ногами и гладит мою лодыжку, и мы смотрит друг на друга около секунды, которая кажется вечностью, а зрители все хлопают и хлопают, а я улыбаюсь, но Бамбер снова задает вопрос, на этот раз…

– Наконец, ваш последний бонусный вопрос: какая пьеса завершается словами песни: «Все те же комедии ставит он, / публике нужно одно и то ж»?[102]

Знаю.

Все еще держа друг друга за руки под столом, мы с Алисой шепчем в унисон:

– «Двенадцатая ночь»!

– «Двенадцатая ночь»? – отвечает Патрик.

– Верно, это «Двенадцатая ночь»! – говорит Бамбер, и зрители аплодируют.

Не отпуская руки Алисы, я высматриваю среди зрителей Ребекку: она сидит на своем месте, улюлюкает и свистит, засунув пальцы в рот, потом хлопает в ладоши, подняв руки над головой. Мама, сидящая в следующем ряду, показывает мне два поднятых больших пальца, и Дес тоже хлопает, наклоняется к ней и говорит ей на ухо: «И откуда он это все знает? Ты должна гордиться им» – или что-нибудь в этом роде, и сквозь шум аплодисментов я слышу, как Алиса шепчет что-то вроде «ты просто восхитительный», а Бамбер тем временем продолжает:

– Отлично! Теперь обе команды идут вровень, и на часах еще четыре минуты, поэтому у обеих команд есть еще достаточно времени. Итак, продолжим. Пальцы на кнопки, и звучит следующий начальный вопрос ценою в десять баллов: штат…

Знаю.

По-прежнему держа руку Алисы под столом, я правой рукой дотягиваюсь до кнопки, жму на нее и говорю с абсолютной четкостью:

– Орегон, Невада, Аризона и Нижняя, или Южная, Калифорния?

Я откидываюсь в кресле и жду аплодисментов.

Но их не слышно.

Ничего.

Нет аплодисментов, только зловещая тишина.

Я.

Я не.

Я не понимаю.

Я смотрю на Алису, ища объяснения, но вижу ее ошарашенный взгляд, застывший на мне, и странную изумленную полуулыбку на лице, которая изначально должна была выражать благоговение и трепет перед моими блистательными способностями, но которая на глазах превращается в нечто намного, намного худшее. Я обвожу взглядом свою команду и вижу такое же выражение на лице Патрика и Люси – какое-то испуганное… презрение. Я смотрю на зрителей и вижу множество немых темных дыр: у всех открытые рты и озадаченно нахмуренные брови, кроме Ребекки, которая наклонилась в своем кресле вперед, обхватив голову руками. Среди зрителей растет недовольный гул, затем кто-то начинает смеяться, громко и истерично, и с неожиданным спазмом боли и сожаления, который похож на ощущение при падении в пропасть, я понимаю, что я наделал.