Читать книгу "Братья и сестры по оружию. Связные из будущего - Юрий Валин"

Жуя вкуснейшую «калорийную» булочку за 10 полновесных советских копеек, Катя-Катрин шла в библиотеку и вяло размышляла о будущем. По смутным предположениям Катрин, выселить Любимовых должны году этак в 78–79-м. Тогда Москву будут к Олимпиаде готовить и зачистят на славу. Солидный дом в малолюдном переулке, куда не ступит нога интуриста, это, видите ли, позор развитого социализма. Козлы позорные. Панельные многоэтажки, конечно, куда привлекательнее. Переселят вас в Орехово-Горохово или в Ясенево.

Впрочем, в сроках переезда Катрин была не так уж уверена. И насчет Олимпиады. И насчет всего остального. Даром что сама из этих замоскворецких мест. На ту сторону улицы Димитрова так и не удосужилась попасть. Катьке там нечего делать, а Катрин… Ноги-то все-таки общие. На ту сторону оживленной улицы пятикласснице было категорически не рекомендовано ходить. Подземного перехода еще не было, а перебегать улицу между машинами — девчонке действительно не дело. (О боги, неужели эта улица еще расширится до восьми полос, и там плюнуть будет некуда от количества стоящих в пробке иномарок?) Катрин уже не могла в такое поверить. Сержант отдела «К» медленно растворялась. Катя-Катрин все больше становилась просто Катькой.

Попытки Прыгнуть Катрин все еще повторяла каждый день. Сейчас тщетные усилия были вызваны больше упрямством, чем реальной надеждой на успех. Стоило сосредоточиться, представить себе «станцию назначения», и Катрин неизбежно вылетала из реальности, чтобы через несколько часов продолжить существование в привычном теле пятиклассницы. Так было и первый раз, еще в больнице, так продолжалось и сейчас. Глупо биться несуществующей головой о призрачную, но непреодолимую стену. Катьку это пугает. Да и незачем тыкаться. Разве плохо прожить еще одну жизнь почти с начала? Нормальную жизнь, с любящей мамой, с кучей родственников, с чудесным предчувствием того, что случится с тобой и страной через год или два. Конечно, Там со страной не только благостные дела приключатся. Но дурное предчувствие скоро сгладится. Катрин была уверена, что потихоньку забывает прошлое-будущее. В конце концов, здесь ведь вариант «кальки». Почти неотличимый от Основного варианта, но все же различия будут. Так даже интереснее. Тем более что Основной вариант сейчас все меньше кажется основным. Уходит память. И почему-то почти не жаль.

Катя-Катрин дожевала булочку. Не пожалели на хлебозаводе изюма. Вкуснотища. Что толку думать о будущем? Оно и так рано или поздно придет. До этого дурацкого будущего, в смысле, до восьмого класса, еще учиться почти три года. Это же сколько раз в школу тащиться придется?

Сама ты, Катька, дура.

Вовсе я не дура. Тошнит меня от школы. Думать о ней не хочу.

Тут Катрин была согласна. Обеих Напарниц сейчас волновала проблема поактуальней.

Вчера Катя-Катрин чуть не поцеловалась с Геркой Земляковым. Барахтались в снегу у скользанки, что длинным языком от самой школы спускается. И как-то так получилось. Он совсем рядом был, румяный, хохочущий. Шапочка-шлем, так похожая на подшлемник, съехала, открыв подбородок и ямочку на нем. Катька сделала движение, неловко приоткрыв губы, и… кажется, Герка понял.

Гром не грянул. Собственно, и никакого чуда первого поцелуя тоже не случилось. И поцелуя не случилось, и стояли потом в подъезде, отогревая промокшие штаны у раскаленной батареи, выковыривали из ботинок смерзшиеся сосульки, ржали над чем-то очень смешным. Но, как сказал бы Гриша с Дачи Ковалевского, «кошелек нашелся, но осадок-то остался».

Блин, кто такой Гриша?

Кто такой Гриша? Герка, вернее, Герман, мальчишка вообще-то нормальный.

Катрин была готова согласиться. Рослый для своих лет, широкоплечий пацан. Хрен знает, что из него дальше получится, но глаза у него красивые. И подбородок волевой.

Почему получится? Он и сейчас нормальный. В классе нет никого лучше.

Ох, двоечница ты наша! И что у тебя за «классовое» мировоззрение? Разве в классный журнал всех достойных мужиков мира запихнешь? «Клуб кинопутешественников» смотрела бы чаще.

Телепутешествия Катька смотрела редко. У нее были свои путешествия: среди ни с чем не сравнимого запаха старых книг, среди обложек-«рамочек», журналов «Всемирный следопыт», растрепанных томиков, с потерянными переплетами и замусоленными до дыр страницами. Бесконечная тропа среди тысяч таинственных названий и мудреных слов, писать которые грамотно девчонка так и не научится до старости. Эти бескрайние территории назывались Детской Плещеевской библиотекой.

Поскольку библиотека — вот она уже, несвоевременные мысли о мальчиках были немедленно забыты и, перемахнув через чугунный заборчик, Катька рысцой кинулась к невзрачной двери в Пещеру Чудес.

Пятиклассница Любимова числилась читателем-отличником (на растрепанном формуляре красовался наклеенный красный квадратик), и ей, как особе избранной, позволялось рыться в книжных сокровищах самостоятельно. Стеллажи библиотеки были плотно забиты разномастными томами. Некое подобие порядка соблюдалось только в читальном зале, куда индивидуалистка Катька захаживала крайне редко. Вообще библиотекари «Плещеевки» были личностями замечательными — ни во что особо не вмешивались, предпочитая заниматься собственными делами. Удивительные фонды старой, когда-то благотворительной, библиотеки все равно шли на списание.

Когда Катька рылась в книгах, ее великовозрастная Напарница могла думать о чем угодно. Собственно, можно было палить из пушек или включать на полную громкость еще не родившуюся Земфиру. Катька упоенно мыла золото и алмазы, и оторвать ее от этого занятия не смогла бы и Третья мировая война.

Катрин вяло размышляла: кто все-таки вздумал целовать пацана? Импульс был краткий, но отчетливый. Можно поклясться, что за секунду до этого у Катьки и мыслей подобных не было. А у тебя, товарищ сержант? Ты — еще та штучка. До педофилии докатилась, мерзавка? Ничего дурного не думала? Блин, считаешь, что недоказуемо, то и ненаказуемо? Ты как индивидуальность растворяешься, но что ты девочке оставляешь? Она и так, когда подрастет… А ты еще и целый склад отравляющих вещей несчастному ребенку в наследство подсовываешь. Нужно что-то делать.

Ух, ты, картинки какие! «Копи царя Соломона». Что такое «копи»? Кладбище? Вон скелет какой жуткий нарисован.

«В данном случае „копи“ — это шахта с сокровищами. Бери, тебе понравится».

Кроме кладбищенских копей, Катька зацепила два выпуска древних альманахов «Мир приключений», две книжки сомнительной фантастики, изданных еще в сталинские времена, и относительно свежую книжонку с молодцеватым стрельцом на обложке. Стрелец, надо думать, вел неосознанную, но сугубо революционную борьбу с самодержавием Ивана Грозного. Впрочем, Катьку больше интересовала хорошо прорисованная пищаль в крепкой лапе стрельца. Испытывала интерес к оружию наша пятиклассница. Неужели тоже вновь приобретенное наследство?

Нагруженная сумкой с книгами, двоечница и интуитивный литературовед Катерина Любимова победно покинула старый особнячок библиотеки. На неделю пищи для ума хватит.