Читать книгу "Ночная охотница - Сергей Осипов"

– И я его убила.

– Ты ж напугалась, – спокойно пояснил Зеленый. – Оно и понятно, Антоха, он крупный лешак-то был… С непривычки можно и перепугаться…

– Я убила твоего брата, а ты… – Настя все-таки решилась и посмотрела Зеленому в глаза, ожидая там увидеть хоть крохотный отблеск хитринки, не веря, что можно вот так спокойно рассуждать о гибели брата с его убийцей. То есть с ней, с Настей. – А ты не хочешь отомстить.

Это был не вопрос, это было утверждение, потому что не было никакой хитринки, не было никаких задних мыслей; Зеленый, весь как есть, стоял перед ней, и то, что у него было на уме, неизменно слетало затем с языка:

– Ото…мстить? Хм, слышал я такое слово. В детстве. Сказку мне бабка сказывала про страшного Мстя. Как он за обиды свои решил поквитаться и сначала родных своих покусал, потом друзей. А потом и сам себя сожрал, потому как сильнее всего сам себя и наобижал в жизни. Страшный Мстя. Нет, не хочу быть как он.

– Ясно, – тихо сказала Настя и только теперь поняла, что Зеленый и его брательники – действительно другая раса, и делали их такими не длинные, почти доходящие до колен руки, не серо-зеленый цвет кожи и не спутанные жесткие волосы, больше похожие на шерсть. Другой расой их делало вот это «не хочу быть как он» и желание жить просто, даже если это «просто» иногда включало себе перешагивание через тела близких. Настя не знала, хорошо это или плохо – жить так, как живут лесные хозяева, но это определенно была совсем другая жизнь.

И она поняла, как, должно быть, остро чувствуют лесные хозяева, недалеко ушедшие в своей простоте от прочих лесных обитателей, вторжение в свой мир иных существ, таких, как Горгоны, Покровский или же она, Настя. Таких, то есть одержимых страстями, пропахших металлом, несущих с собой память о смертях случившихся и ожидание смертей новых.

Однако лешие готовы были терпеть, нести утраты, но не отступаться от основ своего бытия; ждать, пока один пришелец не уничтожит другого и не восстановит тем самым порядок вещей; ждать, но не запачкаться в крови, не превратиться в страшного Мстя из древней легенды.

– Ну что, тетка? – спросил Зеленый. – Совсем скисла али как? Может, я тебя на закорках понесу?

– Обойдусь, – буркнула Настя, но, когда попыталась встать, боль в мышцах немедленно напомнила о себе и заставила задуматься – а может, и вправду на закорках? – Рюкзак можешь понести, – сказала она, как бы делая одолжение. Зеленый ухмыльнулся, цапнул рюкзак под мышку и снова убежал вперед, лихо пробираясь меж деревьев. Настя побрела следом. Пятиминутная передышка обошлась ей недешево – к обязательствам найти Дениса и покарать Горгон теперь добавилось еще одно: как можно скорее покинуть мир лесных хозяев, перестать быть источником беспокойства…

– Не много ли на себя берешь? – насмешливо спросил Люциус.

«Слава богу, этот болтун опять здесь, – подумала Настя. – Значит, мы на верном пути».

Как-то мне в руки попалась книжка, из тех, чьи название и аннотацию следует заучить, если хочешь прикинуться интеллектуалкой, чтобы потом произносить в компании как пароль: «Я это читала. А вы это читали?» Мне такие игры всегда были по барабану, так что книжка оказалась у меня в руках случайно, уже перестав быть актуальной новинкой и превратившись в потрепанный томик, который лениво листает продавщица в магазинчике женской одежды, когда нет покупателей и хозяйки. Продавщица – то есть я. В книжке было понамешано всякого-разного, и убийство, и политика, и секс, и какие-то шизофренические галлюцинации… Все равно что суп, сваренный из говяжьих костей, шоколада и рыбьей чешуи. Сюжет я уже и не вспомню, а вот одна фраза мне запала в память, из чего я делаю вывод, что фраза-то была краденая. Так вот, в книжке этой говорилось, что любого мужчину после тридцати можно без объяснения причин взять и посадить в одиночную камеру, и в глубине души мужчина будет знать, что сидит за дело. Ну то есть смысл в том, что нет на свете безгрешных людей, и если ты ставишь перед собой мало-мальски значимую цель, так непременно пройдешься и по головам, и по законам, писаным и неписаным.

Так вот, смотрю я на себя в зеркало и понимаю, что относится это не только к мужчинам. И почему именно тридцать лет? Мне не было еще и двадцати, когда на моей совести вдруг оказалось столько всякого добра… И леший Антоха в том числе. Отсюда мораль – тридцать лет, двадцать, мужчины, женщины, разницы никакой; все как слоны в посудной лавке. Обернешься – господи, неужели я все это натворила?

И господь тактично помалкивает.

Стыдно ли мне было, когда я поняла, что убила Антоху ни за что ни про что? Стыдно – немного не то слово. Меня чуть не стошнило. Поначалу.

А потом я встала и пошла дальше, потому что мне нужно было идти дальше; и никому не стало бы лучше, если бы я до конца дней сидела и оплакивала безвременный уход замечательного лешего по имени Антоха.

И вообще… Я тогда испугалась. Может быть, Антоха и вправду хотел позаботиться обо мне в хорошем смысле этого слова, но выглядело это…

Короче говоря, я себя не оправдываю, но я себя понимаю. Понимают ли меня остальные? Знаете, со временем это перестает иметь значение. У меня своя посудная лавка, у вас своя.

Так что если бы меня в тридцать лет взяли за шиворот и запихнули в изолированное помещение, я бы восприняла это как вполне естественное развитие событий.

К сожалению, мне никогда не исполнится тридцать.

12

Она подумала, что у Зеленого наконец кончились силы, и даже попыталась съехидничать по этому поводу, однако изо рта выкашлялось нечто нечленораздельное, так что ехидничать впору было именно над ней, маленьким измотанным человечком посреди большого леса.

– Вон там, – тихо сказал Зеленый, и Настя поняла, почему он застыл возле кривой сосны. Они пришли.

Зеленый поманил Настю пальцем, она подошла и осторожно выглянула из-под сосновых веток: в пяти шагах отсюда земля шла под уклон, давая выход корням деревьев, которые выглядели как засохшие щупальца захороненных здесь осьминогов. В низине лес расступался, обнажая овальной формы проплешину, и снова смыкался темными рядами сосен через пару километров. У самой границы леса стоял дом Горгон, точнее, два строения, одно побольше, другое поменьше, обнесенные довольно высоким деревянным забором.

– Они тут хорошо устроились, – прошептала Настя, как будто Горгоны на этом расстоянии могли ее услышать. – Домики, заборчики… – Она неожиданно услышала в своем голосе неудержимую злость, прорывающуюся сквозь шепот. Горгоны не имели права жить в таких вот аккуратных домиках в экологически чистых районах, они не имели права жить вообще. А когда Настя подумала, что, возможно, на заднем дворе у Горгон уже создается парк развлечений, подобный тому, что она видела у «Трех сестер»; что там уже стоят между аккуратно подстриженных кустиков неподвижные маленькие лешие с удивленными глазами….

– Мы с Антохой строили, – сказал Зеленый, и от этой фразы инстинктивно сжатые Настины кулаки разжались.