Читать книгу "Если судьба выбирает нас... - Михаил Валерин"

— Да уж… Хотя, если учитывать, что в обоих случаях наблюдали за семейным гнездом Романовых, это неудивительно. Но придворных и лакеев в Зимнем все же больше, чем представителей царствующей династии.

— Согласен с вами, батенька! Тем не менее вышло именно так…

— Василий Илларионович, меня терзают смутные подозрения по поводу удивительных событий первого марта тысяча восемьсот восемьдесят первого года. Я имею в виду трагедию на набережной Екатерининского канала.

— Хвалю за сообразительность! Дело в том, что операторами установки, в соответствии с приказом начальника Управления, становились исключительно бывшие оперативники. И капитан Рыбак, и майор Плетневский, осознав перенос и, главное, дату переноса, независимо друг от друга предприняли некоторые действия для предотвращения известного им исхода. Им, конечно, немного помогли, но об этом опять же поговорим позже. Понятно, что опытные оперы ни за что не стали бы вмешиваться в ситуацию, но они находились под воздействием эмоционального шока, связанного с совмещением личностей. Вам ведь это знакомо?

— Знакомо…

— Ну тогда давайте не будем пускаться в рассуждения о мотивах их поступков. И так все понятно. Ну а в частности великий князь Сергей Александрович на своей карете поехал с Александром Вторым в Зимний по набережной реки Мойки. А великий князь Александр Александрович отправил своего старшего брата Николая на дедушкиной карете на набережную Екатерининского канала. Каким именно образом был достигнут желаемый результат — это тема отдельного разговора.

— А дальше что?

— А дальше — они нашли друг друга и жили долго и счастливо. И до сих пор живут! И слава богу!

— И слава богу! — согласился я.

— Может быть, чайку? А то у меня в горле пересохло: с полудня только и делаю, что разговариваю да разговариваю. — Белоусов откашлялся и нажал кнопку вызова адъютанта.

Мы пили чай в полнейшей тишине.

Граф делал вид, что полностью увлечен процессом, а я внезапно задумался о причинах его откровенности.

С чего бы это? С какой стати он все так подробно мне рассказывает? Ведь мы только сегодня познакомились!

Безусловно, Василий Илларионович подробно меня расспросил не только о моей прошлой и нынешней жизни, но и постоянно интересовался мотивами моих поступков и логикой поведения.

Но, на мой взгляд, этого мало. Тут что-то еще…

Заметив мою задумчивость, Белоусов демонстративно глубоко вздохнул и, глянув на меня с эдакой хитринкой в глазах, поинтересовался:

— Что, батенька, задумались? Не можете понять, почему это я тут перед вами соловьем разливаюсь?

— Как вы догадались?

— Ну-у-у… У вас такое лицо сделалось, что и дворник бы понял, о чем вы думаете. А я все же контрразведчик с двадцатилетним стажем!

— Вы правы…

— Тогда позвольте развеять ваши сомнения в чистоте моих намерений. Все не просто, а очень просто! Вы уже почти месяц «под колпаком» у Седьмого департамента. Донесения о вашем времяпрепровождении ежедневно ложатся мне на стол, а подробнейшие характеристики от ваших сослуживцев, командиров и просто знакомых и незнакомых вам людей я имел счастье изучить за несколько дней до того, как вас пригласили на встречу.

— Э-э-э… Да-а-а… — только и смог вымолвить я.

— И наконец я читал вашу «Секретную тетрадь». Удивлены?

— Теперь уже нет… Принял как данность!

— Вот и ладно!

11

— Вам, наверное, не терпится узнать судьбу остальных попаданцев?

— Сгораю от любопытства!

— Тогда слушайте дальше — расскажу о тех, кто был перенесен с антенного поля. Первый по номеру и по значимости для истории России — это Юрий Семенович Бородин. Учитель истории средней школы номер сто пятьдесят шесть. Человек, глубоко преданный своей профессии, славянофил и радетель православия. Интересная характеристика, не так ли? А уж история его появления в этом мире — еще интереснее. Представьте себе: тринадцатое июля одна тысяча восемьсот двадцать шестого года, кронверк Петропавловской крепости. На эшафоте с веревками на шеях пятеро декабристов. Представили?

— Неужели?

— Именно так, батенька. Едва только сказаны последние слова… Барабанная дробь — и под приговоренными открываются люки в эшафоте! Перенос происходит, когда у трех из пяти несчастных обрываются веревки: они проваливаются внутрь эшафота и в полузадушенном состоянии извлекаются на свет божий…[170]Да… И в этот момент Кондратий Федорович Рылеев приходит в себя совсем другим человеком, в полном смысле этого слова!

— Охренеть!

— Не то слово! Как вы помните из истории, их повесили повторно, нарушив обычай. Но тут все пошло наперекосяк: Рылеев-Бородин с разбитой головой, в кандалах, со связанными за спиной руками начал читать молитву Вознесению Господню. Громко и с выражением… Я внимательно изучил все доступные источники: абсолютно все сходятся на том, что над головой у молящегося был явно видно золотое свечение. Возможно, таковы были последствия переноса на столь значительный промежуток времени или же чисто физический эффект, но свидетели уверяли, что это был нимб! Надо сказать, что и в реальной истории среди представителей карающей стороны не было единодушия — и Бенкендорф, и Чернышев, и Дурново перенесли экзекуцию очень тяжело и были бы рады поступить «по обычаю». Тогда все решил Голенищев-Кутузов, а в этот раз у него решимости не хватило! Тем более что солдаты разволновались, народ, наблюдавший за экзекуцией с Троицкого моста, пришел в смятение, а священник Мысловский крикнул: «Господь явил чудо…» — и потерял сознание.

— Да уж…

— Казнь отменили до особого распоряжения. В Зимний был отправлен нарочный с докладом о происшествии. А пока император Николай Первый решал, что следует делать, Рылеев молился, молился, молился… В итоге тройку выживших вернули в камеры Петропавловской крепости, а государь впал в глубокую задумчивость.

— Было отчего! Такое представление или, может быть, предзнаменование?

— Вот! Вы, батенька, уловили самую суть. Николай был в смятении, многие из его окружения вспомнили о «покаянии» и «прощении», не говоря уж о деятелях церкви! Тем паче что Рылеев в камере написал пространное письмо на духовно-философскую тему, каялся, упоминал об открывшейся ему истине. Ведь до подселения к нему еще одной «истинно христианской души» Кондратий Федорович раскаялся и проводил время в молитвах. А тут такое… В общем, всем троим — Рылееву, Муравьеву-Апостолу и Бестужеву-Рюмину — наказание было изменено на пострижение в монахи и ссылку в отдаленные монастыри, дабы провести остаток жизни в молитвах.

— Подозреваю, что «отдаленный монастырь» — это мягкая формулировка. И куда же его законопатили?