Читать книгу "Десятый самозванец - Евгений Шалашов"

— Великий Декарт говорил, что мир можно представить несуществующим, если вообразить, что наша жизнь есть долгое сновидение. В бытии Бога тоже можно усомниться. А вот наше «Я», считает Декарт, нельзя подвергнуть сомнению, так как само сомнение в своем бытии доказывает существование сомнения, а значит, и сомневающегося «Я».

Стоило Акундинову хотя бы сказать слово «сомневаюсь», как старик тут же наизусть цитировал своего кумира:

— «Я сомневаюсь, значит Я есть».

Если же Тимофей упоминал (иной раз чисто механически) слово «Бог», старик глубокомысленно изрекал:

— В нашем уме есть идея Бога, следовательно, у этой идеи должна быть причина, но причиной может быть только сам Бог, так как в противном случае идея высшей реальности была бы порождена тем, что этой реальностью не обладает, то есть в действии было бы больше реальности, чем в причине, что нелепо. Мышление является неотъемлемым свойством души. Душа не может не мыслить, она — «мыслящая вещь», res cogitans. И это есть только одно доказательство существования Бога… А ведь есть еще и второе, и третье…

В конце концов Тимоха боялся рта раскрыть в присутствии старого Олафа и предпочитал либо отсиживаться в своей комнате, читая и перечитывая греческих и римских авторов, или гулять по лесу. Однако на кухне ему приходилось терпеть разглагольствования старого… придурка, который умудрялся сводить все жизненные и прочие проблемы к философии Декарта. Единственной отрадой для глаз была племянница старого сторожа — красавица Ильзе. Девушка, тем не менее, старалась пореже попадаться ему на глаза. Разговорить красавицу не удавалось.

Спустя неделю приехала Кристина. Она прибыла в карете, с одной-единственной служанкой и двумя доверенными охранниками. Сухо поприветствовав фаворита, королева скрылась в собственных апартаментах, оставив Тимофея в тягостном недоумении и обиде. Но когда за широким окном стали сгущаться сумерки, Кристина сама пришла в его комнату.

— Соскучился? — спросила она, нежно поцеловав любовника.

Вместо ответа Тимофей покрепче прижал девушку к себе, а потом очень осторожно стал расшнуровывать ее платье.

— Увы, мой друг, увы, — отстранилась девушка. Но, видя обиженно-недоуменное лицо любовника, пояснила: — Началось то, без чего не может обойтись даже королева…

— Ясно, понятно, — грустно вздохнул Тимофей, усаживаясь на постель и рядом с собой Кристину. — А я-то ждал…

— Да и я, по правде-то говоря, тоже, — призналась девушка. — Думала, это подождет до завтра. Ну да ничего, придется потерпеть.

— Ну а что же делать, — вздохнул Тимофей. — Вот если бы мы с тобой были греками…

— А что греки? — заинтересовалась девушка.

— А у них ежели у супруги эти самые дни, то муж пользуется другим местом…

— Фу, — передернулась Кристина, даже подскочив от возмущения. — Какой же ты циник! Говоришь всякую гадость.

— Ну, прости, — удержал ее Тимофей, проклиная свой длинный язык. — Мне и самому о таком даже думать противно.

— А раз противно, так чего же и говорил? — возмущалась Кристина.

— Ну, так получилось, — виновато оправдывался Тимофей, а потом спросил: — А что означает «циник»? Что-то греческое?

Кристина, любившая просвещать русского «варвара», успокоилась и принялась объяснять, что были такие философы в Древней Элладе, которые считали себя последователями «школы» собаки. Ну а раз собаки ведут себя так, как им заблагорассудится, то и людям не возбраняется.

— Ну вот, — со смешком сказал Тимофей, выслушав рассказ о Диогене, любившем прилюдно заниматься тем, чем грешат отроки. — Меня упрекаешь, а сама-то…

— А я рассказываю о философах древности, — парировала Кристина. — Они еще много чего вытворяли.

— Ага, мальчикам знания передавали в то самое место.

— То, дорогой мой, философы! Им можно!

— Так с них-то спрос больше, чем с нас, грешных… Ну, ладно, — попытался Акундинов перевести разговор на другое русло, — а француз-то этот, Декарт, он тебе кем приходится?

— Увы, — загрустила Кристина. — Мэтр Декарт умер в прошлом году. К сожалению, у него было слабое здоровье. И, кроме того, я заставляла его делать то, что он делать не привык.

— У тебя с ним было что-нибудь? — набычился Тимофей.

Кристина не поняла — что же он имеет в виду? Все-таки, в отличие от русского, немецкий (на котором они беседовали) требовал более точных формулировок. Пришлось переспрашивать:

— Декарт был твоим любовником?

Девушка зашлась в безудержном хохоте. Отсмеявшись, начала объяснять, загибая при этом свои прелестные пальчики:

— Во-первых, мэтр Декарт был уже не очень молод. Во-вторых, я видела в нем не мужчину, а прежде всего — философа и наставника. Ну, а в-третьих, нельзя заводить роман с человеком, которому ты платишь деньги. («А я как же?» — поинтересовался Тимофей.) Ты? Ты не находишься у меня на службе и, следовательно, жалованья не получаешь. Скажем так — те небольшие подарки, что ты получил, — это всего лишь знак моего расположения. Ну и, в-четвертых, если бы он был моим любовником, я не стала бы это от тебя скрывать.

И действительно, Христиана-Августа посчитала своим долгом сообщить новому фавориту о его предшественниках. Зачем она это сделала, Тимоха так и не понял. Возможно, считала свой богатый любовный опыт правильным или не видела необходимости его скрывать. Она же королева!

— Подожди, а что же тогда такое делал мэтр Декарт, к чему он не привык? — недоумевал Тимофей.

— Я заставляла его вставать в пять часов утра и давать мне уроки. К сожалению, с пяти и до шести — это было единственное время, которое я могла посвятить занятиям философией.

— Разве вставать в пять утра — рано?! — оторопел Акундинов.

— Ну, мой друг, — улыбнулась Кристина. — Для француза это очень рано. Мэтр Декарт привык вставать не раньше полудня.

— А! — только и сказал Тимофей, вспомнив, что в Польше паны-галломаны тоже предпочитали бодрствовать часов до четырех-пяти утра, зато потом отсыпались целый день.

— Ну а кроме того, — продолжала девушка, — мэтр с самого детства имел очень слабое здоровье. В свое время, когда он учился в коллегии иезуитов, святые отцы даже разрешали ему вставать позже других. Кроме того, конечно же, сказался суровый климат Швеции.

«Ну, если для мэтра климат Швеции казался суровым, то каким же ему мог показаться климат в России!» — усмехнулся было Тимофей, но, вспомнив, что мэтр уже мертв, подавил в себе внутренний смешок.

— И чему же научил господин Декарт королеву? — спросил Акундинов.

— Благодаря мэтру Декарту мне удалось привести свои чувства в соответствие с разумом. Хотя нужно отметить, что далеко не во всем я согласна с его точкой зрения. Вот, например…

«Ну, началось! — с ужасом подумал Тимоха. — Еще один Олаф на мою голову!» Тем не менее он мужественно выслушал целую лекцию о философии Декарта, таким образом узнав, что идея существования Вселенной как единого механизма неприемлема, зато господа офицеры с удовольствием изучают работу Декарта о «геометрическом» методе фехтования, хотя и не особо понимают, что это такое.