Читать книгу "Паруса, разорванные в клочья - Владимир Шигин"

— Возьмем мальца, Павел Михайлыч, сирота ведь! — уговаривал он командира. — Где ему к экзамену подготовиться… А мы за время плавания мальчонку подучим, да и на службу флотскую поглядит, какова она есть не на картинке писаной. Век будет вас благодарить!

— Ну что с вами делать! — махнул рукой Трескин. — Берем!

Не отказывал капитан и матросам, которые брали с собой не только жен, но и детей малых.

Волновали Трескина и заботы иные, куда более для него существенные. На «Ингерманланде» не хватало положенных по штату офицеров, а ведь кораблю плавание предстояло не только долгое, но и достаточно сложное.

— Разумеется, для внутреннего плавания двумя офицерскими вахтами я бы вполне удовлетворился, — выговаривал он местному адмиралу. — Но для путешествия по морям Ледовитому и Немецкому (Северному. — В.Ш.) того явно недостаточно.

Адмирал особо не возражал:

— Сколько требуется?

— Десяток толковых офицеров, — без долгих раздумий ответил Трескин.

— Да этак ты у меня последних выгребешь! — развел руками командир порта. — Дам, сколько смогу! За остальное не взыщи, у самих с этим туго, знаешь!

Слово свое адмирал сдержал, и перед отходом на «Ингерманланд» прибыли сразу шесть офицеров, служивших ранее в Архангельске.

23 июля Трескин провел предпоходовый смотр. Тогда же прибыло пожелать доброго пути кораблю местное начальство. В кают-компании распили шампанское на легкую дорогу и поставили свечи к образу Николая Угодника. Офицеры, как полагается, переоделись из сюртуков в вицмундиры. На борт подняли все гребные суда.

24 июля поутру отец Василий отслужил молебен, после чего Трескин дал команду к съемке с якоря. Ровно в полдень 74-пушечный линейный корабль «Ингерманланд» вступил под паруса и при попутном ветре взял курс к берегам далекого Финского залива. Под дубовым форштевнем круто вскипала беломорская волна.

* * *

Первые дни погода явно благоприятствовала мореплавателям. Ветер был свежий и ровный. Ярко светило летнее солнце. «Ингерманланд» как флагман отряда судов шел под одинарным вымпелом. Следом за ним белели парусами транспорты «Волга» и «Тверца». Трюмы судов были заполнены сушеной треской, составлявшей неотъемлемую часть рациона балтийских моряков и весьма ими почитаемой.

Один из участников плавания на «Ингерманланде» впоследствии вспоминал об этих первых днях похода: «Быстро, под всеми парусами понеслись по волнам Белого моря. Недолго видели мы удалявшиеся берега Архангельска, и, хотя сильно поднимала их рефракция, взошедшее солнце лишило нас зрелища их. Настала морская жизнь и потекла своим строгим порядком. Прекрасная погода и по временам открывавшийся западный берег Белого моря удерживали многих на верхней палубе. Все любовались ходом корабля и новыми переменными видами».

Команда согласно расписанию занималась парусными да артиллерийскими учениями. Пассажиры отдыхали, прогуливались по палубе, знакомясь друг с другом и коротая время в приятных беседах. И если при этом старики вели промеж себя разговоры серьезные да политические, то молодежь откровенно радовалась солнцу, морю и легкому ветру.

Но на палубе «Ингерманланда» рождались не только приятельство и дружба. Вскоре разве что слепой мог не заметить, что лейтенанты братья Назимовы уже не просто увлечены, а по-настоящему влюблены в очаровательных дочерей полковника Борисова. В свою очередь девушки отвечали молодым людям полной взаимностью. Когда днем один из братьев заступал на вахту, его возлюбленная как бы нечаянно прогуливалась неподалеку, глядя со стороны на ловкость и умение своего избранника. Наблюдательная Марья Давыдовна Трескина уже через несколько дней шепнула:

— Готовься, Павлуша, по приходе в Кронштадт еще две свадьбы справим!

— Откуда, Маша? И сразу две?! — изумленно посмотрел на нее муж.

— На всем корабле, наверное, один ты и не знаешь, что твои лейтенанты Назимовы уже просили руки у Надежды и Софьи Борисовых! — пояснила супругу Марья Давыдовна.

— Надо же! — еще более изумился капитан «Ингерманланда», — Такое и нарочно не придумаешь!

— Будет тебе, — замахала руками довольная произведенным на мужа эффектом капитанша. — Братья Назимовы — люди весьма порядочные и благонравные, а дочери у Василия Михайловича Борисова просто прелесть. Это будут не пары, а одно загляденье! Я так Василию Михайловичу и сказала!

— А он-то что? — вздохнув, поднял на жену глаза Трескин.

— Что, что! — развела та руками. — Известное дело, за голову схватился! Ну ничего, никуда не денется, смирится!

— И везде-то ты успеваешь! — закончил разговор Трескин. — Мне наверх пора, спи!

Вечером в кают-компании за самоваром уже всеми обсуждался вопрос о помолвке братьев Назимовых с сестрами Борисовыми. Сам старик Борисов, довольный неожиданным поворотом в судьбе дочек, молча попивал чай с блюдца. На вопрос Марьи Давыдовны, благословит ли он своих дочерей под венец, полковник согласно кивнул:

— Им жить, их и выбор! Я ж им счастья желаю!

Капитанша перекрестилась:

— Дай-то Бог счастья да деток вашим девочкам!

На другом конце стола шел разговор иной. Лейтенант Дмитрий Сверчков с молодой женой мечтали о будущем своего ребенка.

— Вот видишь, Митя, — выговаривала лейтенанту Олимпиада. — Ты ведь не хотел меня брать в это плавание, а как все чудесно получилось, как здесь хорошо и весело!

Сверчков огляделся. Разбившись на небольшие группы, офицеры и пассажиры играли в карты и шутили. Тихо трещали нагоревшие свечи. В дальнем углу мичманы Володя Греве и Митя Лесли, дурачась, в четыре руки барабанили по клавишам пианино «Собачий вальс». Ближе, уже в кругу более солидном, лейтенантском, обсуждались вопросы серьезные. Спорили, как всегда, о флотском переустройстве.

— Ни дать ни взять — великосветский салон! — усмехнулся Сверчков.

Затем поцеловал жену в щеку:

— Дай бог, чтобы погода и далее нам благоприятствовала. Тогда и вправду не переход, а прогулка по водам получится!

На исходе пятых суток плавания корабельный штурман Воронин доложил Трескину:

— Так что, Павел Михайлович, прошли мы семьдесят второй градус северной широты. Вступаем в моря полярные!

— Ясно! — кивнул капитан. — Что барометр?

— Быстро падает! — озабоченно сообщил штурман. — Не иначе, к ненастью!

Трескин поднял голову. Вымпелы, до того лишь слегка развевавшиеся на ветру, туго вытянулись во всю свою многометровую длину.

— Да, ветерок крепчает, — нахмурился капитан. Он повернулся к вахтенному лейтенанту: — Приготовьте корабль по-штормовому! Да проследите, чтобы пушки на качке не сорвало!

К полудню следующего дня хлесткий зюйд-вест уже вовсю трепал верхушки волн. Резко усилилась и качка. «Ингерманланд» с каждым часом все больше и больше зарывался в пенные волны.