Читать книгу "Тигр в колодце - Филип Пулман"

Голдберг сделал паузу. Он зацепил их, они были у него в руках; когда он чуть понизил голос и сказал: «Придвинься поближе», все сделали шаг в его сторону и замерли.

Он увидел, что появились полицейские — два, четыре, пятеро. Краем глаза заметил, как один из евреев объясняет что-то полисмену, а тот смотрит в его сторону… Удастся ли ему уйти через булочную Соломонса? Сначала нужно закончить…

Пауза длилась не больше секунды. Надо вернуться к слушателям, вернуться к своей истории.

— Итак, наш приятель придвигается поближе, и человек с мягкими руками нагибается к нему, оглядывается через плечо, потом облизывает губы. «Ходят слухи об убийствах, — шепотом говорит он. — О человеческих жертвоприношениях. Знаешь, что делают эти евреи? Они убивают христианских младенцев. И замешивают свой хлеб на их крови. Это доказанный факт…» И все — для нашего приятеля это уже предел. Потому что, если это правда, это самая отвратительная вещь, которую только можно придумать. Те, кто так поступает, достойны самого худшего. И это снимает с него всякую ответственность; он не будет чувствовать себя виноватым за то, что нападает на евреев, — ведь они заслужили это. И вот сегодня он здесь. Вот каким образом он оказался этим сырым утром с палкой в руке возле булочной, готовый уничтожить бизнес этого человека. Потому что каждому нужна причина, чтобы творить неправедные вещи. Никто ведь не будет поступать против совести. Чтобы сделать что-либо, человек должен быть уверен в своей правоте, не так ли? И наш приятель — вон он стоит — он знает, что я прав, он на правильном пути. Но идет не в ту сторону. Конечно, нужно наказывать людей, которые приносят в жертву младенцев. Это, безусловно, так. Но спроси себя: кто принес в жертву твоего ребенка, друг мой? Кто делает все для того, чтобы ты не мог купить лекарство для своей малютки дочери? Кто отказывается принимать закон, по которому домовладелец будет обязан ремонтировать канализацию, чтобы твой сын не подхватил тиф и не умер? Я скажу вам кто. Все эти богачи. Домовладельцы. Владельцы фабрик. Члены парламента. Судьи. Лорд того-то, граф сего-то и герцог еще чего-то — все они жертвуют человеческими жизнями. Они настоящие убийцы. Их жертвы можно видеть каждый день на Найтингейл-лейн или Кейбл-стрит.

Толпа загудела. Голдберг знал, что задел людей за живое, но что-то отвлекло его. Кто-то пробирался сквозь толчею — полиция…

— Ладно, ладно, хватит! — раздался зычный голос. — Разойдись! Этот человек — Голдберг, держите его, он в розыске. Голдберг, вы арестованы!

«Еще нет», — подумал он.

Он спрыгнул со стула прежде, чем толпа расступилась перед полицейскими, и прошмыгнул в дверь булочной.

Гарри Соломонс закрыл ее на засов. Снаружи доносились шум и крики собравшихся.

— Да благословит вас Бог, мистер Голдберг, — сказал он. — Здесь человек от Мойши Липмана, он говорит…

Голдберг огляделся в маленьком уютном магазинчике, где приятно пахло свежим хлебом, и увидел миссис Соломонс, четверых ребятишек и небольшого человека, нервно теребившего свою кепку.

Гам на улице стал только громче, когда полицейские пробрались к двери. Человек Липмана тихо заговорил:

— Мойша и его люди арестованы, мистер Голдберг. Кто-то засек их, не знаю как. Но дом… — Он схватился за голову. — Господи, я даже не знаю, как это описать, мистер Голдберг…

— Что? Что?

— Весь дом… он рухнул… тот самый, за которым мы следили… он просто рассыпался у меня на глазах… его больше нет! Будто бомба взорвалась…

Голдберг был поражен. Он даже потряс головой, дабы убедиться, что находится в здравом уме и памяти. Как же Салли удалось?.. Ладно, сейчас не до этого. Надо быстрее выбираться отсюда.

— Давай, — обратился он к человеку Липмана, — помоги мне.

— Но, мистер Голдберг…

Это была миссис Соломонс. Вся семья окружила его, пытаясь отблагодарить, благословить, поцеловать, но он хотел вырваться отсюда, бежать из последних сил, найти Салли, сказать, что Харриет в безопасности, сказать, что…

В дверь ломились.

— Откройте! У вас скрывается преступник! Откройте дверь, или мы ее вышибем!

Гарри взял Голдберга за руку и отвел к задней двери, пока миссис Соломонс делала вид, будто возится с засовом.

— Да-да, сейчас, только ключ найду…

— В стене есть ворота, — быстро сказал Голдбергу булочник. — Вот ключ. Оттуда выйдете на аллею Кроппер. Пройдете через Куинс-Хэд на Брик-лейн.

Но было слишком поздно. Когда Соломонс открыл дверь, то увидел перед ней полицейского.

— Попался, — улыбнулся тот.

Голдберг повернулся к человеку Липмана и сказал на идише:

— Позвони Малышу Менделу. Сорок два четырнадцать. Расскажи, что случилось. — А затем по-английски обратился к полисмену: — Ладно, констебль, пойдемте. Я слишком устал, чтобы бегать от вас. Только не дергайте за руку, мне из нее недавно вытащили пулю.

Соломонс взял пару булок и сунул их в карман журналисту.

— Это все, что я могу для вас сделать, мистер Голдберг, — сказал он. — Храни вас Бог.

Засов парадной двери отодвинулся, и полицейские бросились внутрь. Человек Мойши Липмана наблюдал, как они уводят Голдберга, а затем услышал странный звук на Холивелл-стрит, звук, которого еще полчаса назад никто не ожидал услышать: это были восторженные крики толпы, причем кричали как евреи, так и пришедшие громить их, объединенные теперь симпатией к схваченному преступнику.

Он видел, как героя увели прочь, полиция начала оттеснять толпу, и пошел искать телефон.

Салли не знала, какая часть дома уже рухнула. Кабина лифта, висевшая над водой, спасала их от булыжников, падавших сверху, но вокруг было так темно, что она чувствовала лишь холод, слышала шум и вдыхала запах. Смрад древней канализации, которая теперь текла вместе с водами Блэкборна, был невыносим и с каждой минутой становился все хуже.

Вода прибывала. Она уже на пару сантиметров поднялась над уровнем пола в лифте. Салли подползла к голове Ай Линя, стараясь описать ему, что происходит вокруг.

— Свет есть? — спросил он.

— Нет, ни лучика. Вам холодно?

— Да. Сколько человек пытались спуститься сюда?

— Лакей и дворецкий, по-моему. Но лишь они успели показаться в дверном проеме, как все рухнуло, и исчез свет. По-моему, обвалилась вся стена.

— Она должна была остановить поток.

— Наверное, он слишком сильный. Такой дождь…

Что-то упало на крышу лифта, так что он весь затрясся. Салли схватилась за Цадика, чтобы удержать равновесие, и тут услышала ужасный скрип, вместе с которым кабина медленно накренилась. «Кабель!» — подумала Салли, и в этот момент с диким треском лифт осел вниз.

Он опустился всего сантиметров на тридцать, но она потеряла равновесие, к тому же хлынувшая в кабину вода сбила ее с ног. А потом она вскрикнула, увидев, что Ай Линь лежит под водой, а ведь он не может пошевельнуться…