Читать книгу "Курьер.ru - Вячеслав Антонов"

Из зала ожидания к пограничникам подошла группа людей, от которой отделились трое — двое мужчин и женщина. Вглядевшись, Андрей узнал Ши-фу, которого сопровождали Чен и Патриция. Забинтованная левая рука Мастера лежала на косынке. Патриция была в белом брючном костюме с красными полосками — модельеры называют такой рисунок «lipsticks», как будто полоски проведены губной помадой. Волосы короткие, черные, как вороново крыло; под густой челкой — большие притемненные очки. Лицо довольно круглилось, на щеках играли ямочки — во всем было что-то от молодой Патриции, той, с парижского фото.

Крыса заметила Андрея и, поправляя волосы, мимолетно приложила палец к губам. Чен тоже увидел Шинкарева, но посмотрел как бы сквозь, в пустоту. У Крысы уголки рта приподнялись в чуть заметной улыбке — предостерегающий знак превратился в воздушный поцелуй.

Господин Ли Ван Вэй, получив свой паспорт, обернулся к провожающим, обменявшись с ними вежливым китайским поклоном, затем прошел во внешний зал ожидания. Патриция, бросив прощальный взгляд на Шинкарева и взяв под руку Чена, направилась к выходу. «Семнадцать мгновений весны. И далее — па-рам-пам-парарам-пам-парарам... придет оно, такое, как глоток. Глотнуть, кстати, не помешает, а то с этими делами точно крыша поедет... Ну, Крыса, ну бл...дь международная... А хороша, что ни говори!»

Войдя в самолет, Андрей обнаружил свое место в салоне бизнес-класса. Странно. Вообще-то ему полагалось летать только эконом-классом. В бизнес-классе были широкие кожаные кресла, перед ними — небольшие столики. Пассажиры рассаживались по местам, но большинство проходило дальше, в «эконом», где все попроще — и интерьер, и публика. В проходе появился Ши-фу, сверился со своим билетом и занял место рядом с Шинкаревым.

— Здравствуй, — сказал китаец, — извини, если помешал. Я сам люблю одиночество в дороге. Правда, в последнее время редко могу себе это позволить.

— Почему?

— Охрана. Ее как бы нет, а все равно ты не один.

Шинкарев машинально огляделся. Вокруг обычные пассажиры: бизнесмены, туристы, родители с малышами.

— Не старайся, — заметил Ши-фу, — не увидишь.

— Я профессионал, как-никак. Должен хоть кого-то увидеть.

— Потому и не видишь, что профессионал. Потому что не учился у меня.

Самолет пробил слой облаков и завис в ярко-голубом небе. Мелкие капли воды отогнало к краю иллюминатора, они успели замерзнуть.

— Чему вы учите Патрицию? — спросил Андрей.

— Силе и Дао.

Андрей вспомнил о предстоящем Крысе «экзамене» на черную повязку.

— Она может отказаться? Уйти в сторону?

— В любой момент, — ответил Мастер. — Но она не хочет. Возможно, пойдет до конца.

— А Чен?

— Его зовет путь Воина — жесткое, силовое воздействие. На этом он и остановится, а Крыса — нет.

— Куда она пойдет?

— Путь длинный. Учись, трудись — жизни бы хватило. Знаешь, как сказал Чень Синь: «На солнышке все сушится-испаряется. Уйдут препятствия, прозреешь вдруг и осознаешь Великую пустоту». Он был великий мастер, написал трактат о тайцзи-цюань — «Семейная упряжка Ченей».

— А зачем это Патриции? — Андрей снова вернулся к тому, что больше всего занимало его мысли. — Зачем вообще она развивает свою силу?

— Полагаю, она сама тебе скажет. Я не спрашиваю своих учеников, почему они приходят ко мне. Просто выбираю и учу тех, кто может учиться.

— Элизабет тоже ваша ученица?

— Нет. Она хотела, специально из Америки приехала. Но эта женщина не годится в ученики. Во всяком случае, в мои ученики.

— Почему?

— В ней нет пустоты. Она переполнена знаниями. Что ни скажешь, все знает. Чтобы получать новое, нужно опустошить себя, отказавшись от старого. А она не может.

— Как становятся учениками?

— Как всегда — «здесь и сейчас». Когда ученик готов, учитель всегда появится. Прямо здесь и прямо сейчас, — повторил китаец.

Над ватным слоем облаков раскинулось утреннее небо. Некоторые облака вздымались бугристыми грибами, лишь немного не достигая пути самолета. Показалась маленькая серебристая точка — авиалайнер, идущий встречным курсом. Он стремительно пересек видимый круг неба, оставив за собой тающую белую полоску.

— Скажите, Ши-фу, вы даос?

Шинкарев сам не заметил, как стал называть китайца Мастером — Ши-фу.

— Что значит «даос»? — спросил тот.

— Тот, кто следует Дао.

— Каждый следует своему Дао. Своему Пути. Ты тоже.

— Но для вас это Учение.

— Разве здесь нужно Учение? Как сказал триста лет назад Юань Хундао: «Все люди изначально имеют мудрость трех учений. Есть, когда голоден, спать, когда устал — вот даосское «сбережение жизни». Быть вежливым в общении, не впадать в суету — вот конфуцианский «ритуал». Отзываться, когда окликнут, идти, куда поведут — вот буддийская «непривязанность». Истина в нас самих, нужно ли искать ее на стороне?»

— Но есть же даосы?

— Есть «настоящие люди» — «чжэнь жень». Если хочешь, называй меня даосом, почему нет? Но ты спросил не просто так.

— Да, вы правы. Я слышал о даосских сексуальных техниках...

— Что ж, есть и такие. Хочешь узнать о них? — без всякой усмешки спросил китаец.

— Не о них, — покачал головой Шинкарев, — о Патриции.

Он сделал попытку продолжить разговор, начатый им на яхте.

— Да, о Патриции. Она ведь ваша ученица. Вы и этому ее учили?

— Не слишком деликатный вопрос. Тебе не кажется? Да, я многому ее учил. Как писал Ли Юй, умение красавицы быть очаровательной сродни «искусству Дао»: «Умная женщина каждое утро обозревает небеса и укладывает волосы по подобию облаков. Так она может меняться, никогда не достигая предела своих превращений». А ведь дорога к собственному пределу суть приближение к Великому пределу, или тайцзи...

— Извините, что-то не сходится.

— Не сходится? — удивился Ши-фу.

— Именно. Когда мы с ней были близки, — вы понимаете, о чем я говорю, — я не заметил, что она...

— Что?

— Ну... Скажем так, что она умеет что-то особенное... Необычное.

— Гм-м... Вот, значит, как... Даже и не знаю, что сказать. Ты занимаешься медитацией?

— Так, через пень-колоду.

— Испытал ты что-нибудь необычное во время занятий?

— Не знаю, считать ли это необычным. Несколько раз у меня были «выходы».

— Куда именно?

— В какое-то пустое пространство. То ли просто темное, то ли заполненное какими-то дымными клубами, трудно сказать.