Онлайн-Книжки » Книги » 📔 Современная проза » Город чудес - Эдуардо Мендоса

Читать книгу "Город чудес - Эдуардо Мендоса"

134
0

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 91 92 93 ... 130
Перейти на страницу:

– Онофре, как хочешь, – простонал он, – но вели прервать показ фильма.

– Только попробуйте! Я всажу пулю в первого, кто попытается это сделать, – ответил Боувила сквозь зубы.

– Но ведь они смеются, эти каторжники! – всхлипывал бедный Кастелс.

Мощное туловище великана вздрагивало от рыданий, совсем как у женщины на экране. Онофре вцепился железной хваткой в лацканы его сюртука и стал трясти, покуда хватило сил, а силы были явно неравные.

– С каких это пор ты празднуешь труса? – язвительно бросил он в лицо Эфрена Кастелса. – Заткнись и жди!

В этот момент смех в зале стал стихать. Они подошли к жалюзи и тревожно посмотрели на экран: страдалица наконец поднялась со стула и повернулась к зрительному залу; ее лицо заполнило весь экран. Зрители онемели. Эфрен Кастелс оказался прав – они впервые увидели женщину, которая в течение нескольких лет не будет сходить с экранов всего мира: увидели пронзительно печальное лицо Онесты Лаброущ.


Трудно было представить себе менее привлекательную женщину. В то время как на смену очарованию пышных жеманных дев приходила мода на тощие неуклюжие существа с трудно определяемой половой принадлежностью, она без стеснения несла на экран свое бесформенное тяжелое тело, мужеподобные черты лица, неестественные жесты, вымученные позы и весь арсенал слащавых ужимок, выдаваемых за игру. Ее туалеты были вульгарны и безвкусны. Ее поведение было воплощением дурного тона. Тем не менее с 1919 по 1923 год, когда она перестала сниматься, не было дня, чтобы ради увеличения тиража в газетах не появлялись ее фотографии, чтобы ее имя не упоминалось на страницах печати: все иллюстрированные журналы пестрели репортажами о событиях (в которых она не участвовала) и интервью (которые она никому не давала). В двадцати килограммах корреспонденции, получаемой ею ежедневно, содержались страстные объяснения в любви, матримониальные предложения, душераздирающие мольбы, зловещие угрозы, тошнотворная брань, обещания покончить жизнь самоубийством в том случае, если она не удовлетворит ту или иную просьбу отправителя письма; встречались проклятия, оскорбления, угрозы шантажа и так далее. Во избежание засад, которые ей постоянно устраивали поклонники и психопаты, она часто меняла место жительства и никогда не появлялась в общественных местах; в действительности никто, за исключением ее близкого окружения, не мог похвастаться, что видел ее где-нибудь еще, кроме как на экране. Ходили слухи, будто двадцать четыре часа в сутки ее держали взаперти под строгим надзором и вывозили лишь на съемки, да и то на рассвете, со связанными руками, кляпом во рту и мешком на голове, чтобы она не могла догадаться, где живет и какой дорогой едет на студию.

– Это плата за славу, – говорили люди.

Окружавший ее ореол тайны, загадка ее прошлого и настоящего способствовали тому, что двадцать две полнометражные картины, снятые с участием актрисы за ее короткую блистательную карьеру, воспринимались публикой более естественно и правдоподобно, чем ее истинная жизнь, и проходили на ура. Из этих картин до нас дошли только разрозненные фрагменты, да и то в плохом состоянии, и все они были как две капли воды похожи на первый фильм, снятый с ее участием. Это постоянство не только не отвращало от нее зрителей, а, наоборот, необъяснимо притягивало их. Более того, любое отклонение воспринималось с видимым неудовольствием, иногда даже с яростью. И если в ее творчестве и прослеживалась какая-то эволюция, то она выражалась в медленном сползании к краю, за которым не было ничего, кроме приторной сентиментальности. Никудышная актриса, она и играла соответствующим образом: широко разевала рот, трясла головой и хрустко заламывала руки, меж тем как Марк Антоний по ее вине проигрывал морскую битву у мыса Акций, а аспид, похожий на длинный набитый опилками носок, готовился ужалить ее пышную грудь. Она проделывала это снова и снова, не изменив ни одного жеста, ни одной позы, пока ее любовник умирал от чахотки и какие-то пронырливые китайцы подливали снотворное в ее бокал, чтобы затем продать ее в гарем женоподобного султана, похожего на уличного фокусника; пока муж, горький пьяница и картежник, стегал ее ремнем по филейным местам и приговаривал, что проиграл свою честь за ломберным столом; пока бродяга в разгар собственной казни через повешение поверял душещипательную историю о том, что его матерью была она, а не та злодейка, из-за которой он покинул обитель. В этих фильмах все мужчины оказывались извергами, женщины – бесчувственными колодами, священники – фанатиками, врачи – садистами, судьи – неумолимыми вершителями судеб, а она их прощала в сладких муках бесконечно длившейся смертельной агонии.


– Кого, скажи на милость, может заинтересовать эта галиматья? – спросил маркиз, прослушав сценарий первого полнометражного фильма, растиражированного потом в киностудиях Онофре Боувилы и надоевшего всем до тошноты.

Онофре заперся в своем кабинете и работал над ним дни и ночи в полном одиночестве. Он вникал во все: в игровые положения, отдельные сцены, декорации, костюмы, не упуская ни малейшей, самой ничтожной детали. Прошло несколько дней, а он все не показывался на людях, пока жена не подошла к кабинету и не нашла дверь запертой. Испугавшись, она постучалась:

– Онофре, открой, это я. С тобой все в порядке? Почему ты молчишь? – и не получив ответа, принялась исступленно барабанить в дверь кулаками. На помощь прибежали встревоженные суматохой слуги, и она, осмелев, закричала: – Открывай, или я прикажу вышибить дверь!

Из комнаты донесся спокойный голос:

– У меня в руке револьвер, и я выстрелю в первого, кто осмелится сюда сунуться, – пригрозил он стоявшим за дверью.

– Но Онофре, послушай, – не унималась жена, хотя кому как не ей было хорошо известно, что он может исполнить свое обещание не моргнув глазом. – Ты сидишь там без еды и питья вот уже два дня.

– У меня есть все необходимое, – ответил он.

Одна из служанок попросила позволения поговорить с сеньорой; ей милостиво разрешили, и девушка сообщила любопытные подробности: по приказу сеньора она принесла ему в кабинет двухнедельный запас провизии и воды. Также в кабинет были доставлены свежее белье и все ночные горшки, которые только нашлись в гончарной лавке квартала. Сеньор приказал никому об этом не рассказывать и не беспокоить его, каким бы важным ни было дело. Жена прикусила губу и ограничилась словами:

– Ты хотя бы предупредила меня об этом раньше.

В голосе служанки ей послышалась откровенная издевка, а в черных глазах мелькнул дерзкий вызов. «Ей не больше пятнадцати-шестнадцати лет, – отметила она про себя. – А ведет себя так, будто сеньорой является она, а я у нее в услужении». Маргарита жила с ощущением, что против нее ополчился весь мир, что все строят козни у нее за спиной и смеются ей прямо в лицо. «Без сомнения, он меня обманывает с этой потаскушкой, с этой девкой, от которой за версту несет чесноком и козьим сыром, и ему это нравится. Он предпочитает эти запахи моим французским духам и ароматическим солям для ванны. Наверняка они сопят в постели, как два паровоза, кувыркаются там, накрывшись с головой простынями, чтобы одурманиться потом своих тел. И занимаются этим уже давно, точно так же, как в ту ночь, когда он залез ко мне в окно по стене дома моего отца. Конечно же, этот негодяй осквернил тайну нашей любви, рассказав ей об этом в подробностях, как рассказывал всем, кто был у него после меня. Теперь они смеются над этой историей и развлекаются до самого рассвета, а до меня ему нет никакого дела. Надо быть последовательной и выставить ее на улицу, – подумала она, но тут же засомневалась. – Она, чего доброго, оскорбится, поймет подоплеку увольнения и начнет поносить меня перед всей прислугой, – пронеслось у нее в голове. – Или еще хуже – ухватится за меня, как утопающий за соломинку, пожалуется на него мне и всем кому не лень, сделав меня всеобщим посмешищем. А потом пожалуется ему. Однако он не станет меня дискредитировать – я его знаю: хитрец снимет для нее квартиру и будет пропадать там все дни; под любым предлогом он будет оставаться у нее на ночь, а потом, уже в который раз, выдумывать какие-то срочные дела, которые якобы задержали его до утра». Бедной Маргарите было невдомек, что из-за своей трусости она уже давно потеряла любовь мужа. Естественно, служанка осталась, и через две недели именно она доложила о выходе сеньора из заточения. Когда девушка явилась с этой новостью в столовую, Маргарита как раз полдничала в обществе старшей дочери и модистки. Она уже успела забыть о своей ревности и чувстве отвращения, которое еще недавно испытывала к предполагаемым любовникам, и, увидев ее, подумала: «Девочка очень нам предана, надо бы ее за это вознаградить». Этим нелогичным поступком она хотела показать всем, что вовсе не мелочна, а, напротив, щедра и великодушна. Все трое, колыхая телесами – ее дочь и модистка были те еще тумбы, – загромыхали по коридорам, и когда добрались до кабинета, Онофре как раз выходил из него. За все эти пятнадцать дней он ни разу не помылся, не побрился и даже не провел щеткой по волосам, спал урывками, почти не притрагивался к еде и не менял белье. Он был бледен, изможден, передвигался с трудом, словно только что вышел из глубокого забытья. Из кабинета в открытую дверь хлынуло невыносимое зловоние. Смрад, словно неприкаянная душа, начал витать по дому, пугая чад и домочадцев.

1 ... 91 92 93 ... 130
Перейти на страницу:

Внимание!

Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Город чудес - Эдуардо Мендоса», после закрытия браузера.

Комментарии и отзывы (0) к книге "Город чудес - Эдуардо Мендоса"