Читать книгу "Территория Холода - Наталия Ивановна Московских"

что вся территория интерната исчезнет, как только я выйду на грунтовую дорогу, поэтому даже оборачиваюсь.

По дороге ко мне знакомой пружинящей походкой приближается девчачья фигура. Во мне что-то ёкает, и я готов бежать навстречу, потому что Старшая идет непростительно медленно и далеко не с той самоуверенностью, с какой шла в день нашей первой встречи. Борюсь с желанием поторопить ее и дожидаясь, едва не постукивая ногой по гравию. По мне разливается пьянящее ощущение силы, и я вспоминаю, что уже не раз его переживал. Почти каждый раз это было связано с мыслью вырваться отсюда. Теперь, когда все эти знаки стали такими очевидными, мне трудно понять, как я мог раньше их не замечать.

Старшая морщится от скрипа ворот, когда выходит за них. При ней ни сумки, ни куртки – только она сама. Впрочем, было бы странно, если б Старшая решила взять с собой вещи. Она ведь не Пудель, ей известно, что ничего из вещей она отсюда не унесет.

– Ты пришла… – выдыхаю я.

– Если заставишь меня пожалеть об этом, я превращу твою реальную жизнь в ад, – бурчит она. Храбрится, хотя вид запуганный.

Улыбаюсь и беру ее за руку.

– Я это учту.

Мы идем, и я пытаюсь отвлекать ее пустяками.

Например, я задаю вопросы в воздух: почему это место приняло именно такой вид? Чем оно вдохновлялось? Есть ли у него сознание? Есть ли у него создатель? Возможно, его создал кто-то вроде меня, кого это пространство слушалось и под кого подстраивалось?

Старшая бурчит, что я слишком высокого о себе мнения, и я громко хохочу, отправляя поселившуюся во мне энергию к верхушкам деревьев. Мне совсем не жалко, ведь ее сейчас так много, что она может запросто порвать меня на части!

Старшей не весело, она крепко сжимает мою руку, и иногда я чувствую, как ее тянет сорваться на бег и помчаться назад, однако она этого не делает. Она всем существом льнет ко мне, как будто я – единственный человек в мире, кто способен ее защитить. Вспоминаю Принцессу и удивляюсь: почему такое же поведение Старшей меня совсем не бесит? Ответа я не знаю, да он, наверное, и не нужен. Главное, что она доверилась мне и теперь готова вернуться со мной в реальную жизнь.

Я продолжаю болтать. Говорю о красотах шоссе, о возможных исследованиях, в которых мы можем принять участие, если вспомним интернат; о книгах, которые сможем написать, если захотим. Я – художник без холста: рисую какую-то неведомую, разнообразную, полную приключений жизнь, хотя не обладаю даже деталями собственной истории. Во мне закручивается вихрь тревоги, но я давлю его, как могу. Не хватало мне еще бояться при Старшей, которую хватает только на то, чтобы, сцепив челюсти, слушать мою болтовню.

Я не знаю, сколько мы идем. Ночь превращается в застывший во тьме кадр, шоссе кажется бесконечным и пугающим, а я треплюсь, как последний дурак, не в силах отпустить руку девушки, которую отчаянно хочу отсюда спасти.

Вдруг Старшая перебивает меня и останавливается.

– Спасатель, – серьезно обращается она. – Я боюсь.

– Я знаю, – тут же отзываюсь я, и замираю, вглядываясь в ее затравленные глаза. – Я тоже. Но вспомни, что я тебе рассказывал. Мы прорвемся.

Старшая ежится. Она смотрит мне за спину, и я рефлекторно оборачиваюсь, чтобы понять, во что воплотился ее страх. Передо мной только продолжение дороги, но я замечаю, что здесь переполняющей меня энергии будто становится больше.

– Ты чувствуешь? – спрашиваю я. Почему-то шепотом.

Старшая не отвечает, и я прикрываю глаза, чтобы расслышать голоса с той стороны. Здесь «голоса из трещин в стенах» долетают не куцыми обрывками, а цельными фразами, в которых хорошо угадывается контекст.

Я верю, что ты обязательно к нам вернешься, сынок.

Мы тебя очень любим. Надеюсь, ты меня слышишь. Я буду приходить каждый день. Господи, прошу тебя, не оставь моего сына!

Нетрудно догадаться, кто это. Голос безлик, но я понимаю, что он женский. Это моя мама. Прислушиваюсь к себе, но, как ни странно, ничего не чувствую: ни тоски, ни предвкушения встречи, ни радости. Призраки воспоминаний о реальной жизни слишком слабы, чтобы я распознал в них что-то по-настоящему знакомое.

Невольно гляжу на лес, оставшийся далеко позади, и не могу избавиться от ощущения, что он плачет по мне, шелестя листвой.

Меня словно окатывает из ведра холодной водой. Я прерывисто дышу, боясь снова ощутить чудовищную боль в ноге. На какой-то миг мне даже кажется, что нога немеет и становится стеклянной.

– Спасатель? – обращается ко мне Старшая.

– Все хорошо, – тут же отзываюсь я, кладя руки ей на плечи.

Старшая бледна, уверенности в ней с каждой секундой все меньше, и я начинаю чувствовать, что время уходит. Нужно выбираться отсюда.

– Ты уверен? – спрашивает она меня, когда я поворачиваюсь к невидимой линии на дороге, за которой меня ждет полная сложностей жизнь. – Посмотри на это место, оно ведь способно заменить тебе почти все…

Несколько секунд и я правда об этом думаю. Но качаю головой – то ли из простого упрямства, то ли потому что действительно верю в свои идеи.

– Нет. Я слишком хочу понять, кто я, когда я не Спасатель.

Старшую мой ответ явно не впечатляет, но она не говорит этого вслух. Я подаюсь к невидимой границе, но она удерживает меня.

– Постой.

– Старшая, мы ведь решили, – скрывая нетерпение за мягкостью говорю я.

Она смотрит на меня с намеком на укор. Ее глаза будто говорят: «Нет, это ты решил».

– А если у тебя там есть девушка? Если, ее ты вспомнишь, когда очнешься, а меня нет?

– Значит, я ее брошу, – без колебаний отвечаю я.

Мне не хочется думать о том, что вопросы Старшей имеют под собой основание. Легко говорить, что порвешь связь с человеком, если он тебе никто. Но ведь когда я очнусь, эта гипотетическая девушка может стать кем-то. А если она чем-то похожа на Старшую? Если наш здешний роман – отголосок моих реальных чувств к кому-то другому?

Эти вопросы пугают меня, и Старшая чувствует это. Она собирается уничтожить мою уверенность и посмотреть, как я уведу нас отсюда без нее.

– А если ты ее любишь?

– Я знаю, что люблю тебя.

– Откуда ты можешь это знать?

– Здесь я лишен своего прошлого и на меня не давят связи из него. Здесь я настоящий…

– И поэтому хочешь сбежать?

Взгляд Старшей то и дело обращается к невидимой черте.

– Побег – это оставаться здесь и безвольно ждать,