Читать книгу "Порочный ангел [= Уставший ангел ] - Дженнифер Блейк"

Элеонора гуляла по городу, посещая старые места, такие, как монастырь Кабильдо, а также — памятник Эндрю Джексону, установленный прошлой весной на старой Плас д'Арнес, которая теперь была переименована в площадь Джексона. Она увидела недавно выстроенные апартаменты баронессы Понталба, первые в своем роде, и подумала, что, если ей не удастся вернуть дом, она сможет переехать в эти элегантные комнаты.

Взгляды, которыми награждали ее прохожие, выражали больше, чем простое любопытство. Было бы неразумно надеяться, что никто из мужчин не знал о ее прошлом — любовницы полковника в Гранаде, вынужденной вернуться в Новый Орлеан, или полагать, что ее не узнают. Элеонора понимала, как трудно удержаться от столь пикантных сплетен. Когда она начала замечать в глазах мужчин, стоящих у кофеен и баров, клерков, кланявшихся в дверях магазинов, вожделение, то поняла, что ей нужно определиться, и, не откладывая дела в долгий ящик, удвоила внимание к родственникам. Она устраивала обеды, выходы в театр, изображая при этом радушие и добросердечность, чтобы показать, как переживает свою потерю и хотела бы, чтобы они помогли ей, облегчили ее горькую ношу. Как только Элеонора получила документ о наследстве из испанской фирмы, она отправилась к дяде Наркисо, желая выкупить дом на Роял-стрит за сумму, значительно большую, чем та, которую он и кузен Бернард заплатили Жан-Полю примерно семь месяцев назад. Она правильно рассчитала, что дядя Наркисо не откажет в ее сентиментальной просьбе, а Бернард не устоит перед лишними Деньгами, и уже через несколько часов держала ключи В руках, а спустя еще несколько дней смогла переехать в дом, гулять по его гулким комнатам, заросшему виноградом заднему дворику и чувствовать наконец, что она дома.

Глава 23

— Я требую объяснений. — Элеонора взглянула на Бернарда зелеными холодными глазами, сцепив перед собой руки скорее от гнева, чем от страха, стоя перед ним в своем вдовьем наряде. — По какому праву?

— По праву родства. Твое поведение сказывается на всех членах семьи. Я хочу знать правду о твоей жизни в Никарагуа.

— С какой стати? — поинтересовалась она.

Бернард откинул назад голову и уставился на нее. Его тонкое аристократическое лицо застыло. Казалось, он не мог поверить своим ушам.

— С какой стати? — как эхо повторил он вопрос.

— Вот именно. Леди не подобает защищать свое доброе имя. Друзья не поверят тому, что о ней говорят, а враги поверят самому худшему, что о ней можно сказать. И какое тебе дело, понапрасну меня обвиняли или нет? Ты что, собираешься передать это в суд чести? Уверена, что нет. Это только приведет к новым сплетням.

— Короче говоря, ты отказываешься рассказывать.

— Длиннее или короче, — ответила она, встретив его взгляд без содрогания, — я отказываю тебе в праве вмешиваться в мои дела.

— Мне следовало догадаться, что твоя реакция окажется такой, — бросил он ей.

— Конечно, следовало, если бы когда-нибудь ты удосужился присмотреться ко мне поближе.

— Безнадежное дело, кузина. А ты изменилась после того, как уехала из Нового Орлеана.

— Надеюсь, да.

— Твое положение и богатство вскружили тебе голову, — сказал он недовольно. — Что тебе действительно нужно, так это мужчина, способный держать тебя в узде. Очень жаль, что нет Жан-Поля, он бы с этим справился.

Элеонора похолодела от гневе.

— Не могу с тобой согласиться, — сказала она. — То, что его здесь нет, — твоя вина. Это ты вдохновлял пылкого мальчика бросить наследство, отказаться от будущего и пойти на смерть. Если бы ты не горел желанием прибрать к рукам этот дом по дешевке, естественно, он бы прислушался к голосу разума и держался подальше от Уильяма Уокера.

— Жан-Поль уже записался добровольцем, когда я купил этот дом.

— Да, это так. Но надеюсь, ты не собираешься убеждать меня в том, что вы раньше не обсуждали эту сделку.

— Может, и обсуждали, но по-прежнему я настаиваю на том, что он все равно записался бы добровольцем. Я. всегда говорил — это твоя вина, это ты разрешила ему идти куда он захочет, с кем захочет, вместо того чтобы ответственно относиться к жизни.

— Понятно. Теперь, стало быть, оказывается, что я должна была держать его в узде, — сказала она.

— Я вовсе не это имел в виду. Я понимаю, такая задача не под силу женщине. Но я был здесь, и ты могла на меня положиться. Я смог бы справиться с Жан-Полем.

— Ну да. Сунуть его в бухгалтерию, — ядовито заметила Элеонора.

— По крайней мере, он был бы жив! — вспыхнул Берт нард.

— Умирая медленной смертью, — парировала она.

Аплодисменты разорвали натянутую атмосферу. Невилл вошел во дворик и, продолжая хлопать в ладоши, воскликнул:

— Браво!

Его глаза, устремленные на Элеонору, смеялись.

— Простите мое поведение. Меня впустил ваш дворецкий. Я услышал голоса и подумал, что, может быть, вам нужен защитник.

Элеонора напряженно и не слишком приветливо улыбнулась, представляя присутствующих друг другу.

— Может быть, мне уйти? — спросил Невилл, коротко кивнув в сторону Бернарда. — Я могу вернуться позднее. Нам надо доделать то, что мы начали…

— Нет необходимости, — сказала Элеонора. — Кузен Бернард уже уходит.

— Да, разумеется. Я оставлю тебя с твоим… другом. Но хочу сказать тебе откровенно — очень жаль, что мы приняли тебя обратно в семью и позволили занять соответствующее положение. Я не могу говорить об отце, но что до меня — не удивляйся, если я сообщу, что разрываю наши отношения.

— Благодарю, — сказала Элеонора искренне. — Уверена, что, если бы я не смогла найти способ тебя выставить, дворецкий показал бы тебе дорогу.

Когда они остались одни, Невилл поднял светлую бровь.

— Что это было?

— Ничего, — сказала Элеонора, проходя в беседку, увитую виноградом, в одном из уголков дворика. Маленький фонтан в виде львиной железной головы прохладно шелестел. Элеонора села на деревянную скамейку, подобрала юбки, давая место Невиллу. Затем, выдавив из себя улыбку, спросила:

— Где вы были? Что делали?

— Я был на востоке, в Вашингтоне и Нью-Йорке, — сказал он, положив ногу на ногу и рассматривая свои начищенные до блеска башмаки.

— О, — произнесла Элеонора, не в силах добавить что-нибудь еще.

— Мне казалось, я должен был дать персональный отчет Вандербильду, — добавил он, когда Элеонора замолчала, опустив ресницы и расправляя складки юбки.

Невилл продолжал:

— Человеку свойственно стремление поступать как можно лучше. Я воспитывался беспечным, всегда имел деньги, доставшиеся мне по наследству, и теперь ничего не могу с собой поделать — мне всегда хочется найти более легкий путь к цели.