Читать книгу "Я выбираю... - Алиса Евстигнеева"

— В целом неплохо, но сейчас как-то на распутье…

Дальше разговор потёк сам по себе. Мы разговаривали про то, что успело случиться с нами за десять лет. Мама рассказывала про семью: кто чем занимался, как поживал. Оказалось, что Ваня в своё время очень сильно помог им, что меня, впрочем, не удивило. Дашка продолжала заниматься музыкой, только теперь у неё была своя музыкальная студия, видимо тоже с подачи Чемезова. Отец трудился опять-таки в Ванькиной конторе бухгалтером. Один только Андрюха умудрился сохранить независимость от Чемезова, и сам по себе воевал со школой. Мама занималась семьёй, домом и дачей. Я рассказывала про Москву, про клиентов, про путешествия. И в этот момент мне казалось, что жизнь каждого из нас сложилась так, как хотелось ему. Слушала свои же слова и думала, что не такая уж у меня и плохая жизнь была. Или это я так себя успокаивала, чтобы не думать о том, что у семьи тоже всё сложилось радужно… без меня.

В какой-то момент тема изжила сама себя, мы пробежались по основным вехам нашей жизни и замолчали.

Мама отрезала очередной кусок торта и положила мне его на тарелку. Торт был вкусный, не сильно сладкий и с приятным ягодным вкусом, ну да, это же Ваня выбирал, как всегда обстоятельно. Но мне всё равно стоило огромных усилий есть его. Было в нашей беседе что-то такое наигранное, ненастоящее. Я ещё не могла уловить этого, но чутье подсказывало, что говорим мы сейчас не о том. И наше чинное чаепитие с тортом лишь усиливало ощущение фарса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А потом я не выдержала. Сделала глубокий вдох как перед погружением на глубину и на одном выпалила:

— Почему?

Мама вопросительно сдвинула брови, ещё не понимая, к чему я клоню.

— Почему? — продолжила я. — Почему у нас тогда всё так получилось?

Она явно напряглась, даже как-то отстранилась от меня, пока что невидимо, но я почувствовала. Хрупкий мир между нами уже ускользал от нас, подобно песку, просачивающемуся сквозь пальцы.

Могла ли я промолчать? Наверное. Но тогда всё это не имело никакого смысла. Делать вид, что всё хорошо и все всем довольно, можно сколько угодно. Но между нами до сих пор была пропасть, и эту пропасть тортом и улыбками не затянуть просто так.

Тишина на кухне набирала обороты, а я под столом сцепила покрепче пальцы, чтобы не дрожали. Мама кусала губы, я заставляла себя дышать.

— Ты хочешь поговорить о том дне? — наконец-то спросили меня.

Я согласно кивнула, а потом же сама себя поправила.

— Не совсем. Дело ведь, наверное, не только в одном дне. Как-то же мы пришли к тому, что случилось.

— С тобой было тяжело, — попыталась оправдаться мама. Она не то чтобы обвиняла меня, скорее просто констатировала факт.

— Да, я это понимаю. Но ведь тяжело и то, что вы сказали мне с отцом в последний раз… это не настолько соизмеримо. Неужели… Неужели я действительно была настолько ужасной дочерью?

Теперь мама отводит взгляд от меня, и рассматривает что-то в своей кружке, при этом очень медленно и аккуратно разглаживая своими руками салфетку, лежавшую на столе. В какой-то момент мне начинает казаться, что она не ответит. И чем больше она молчит, тем страшнее мне становится. А вдруг она сейчас кивнёт и подтвердит, что именно такой я и была?

— Ты просто стала слишком похожа на неё, и нас это пугало. Мы не знали, что с тобой делать… — мама говорила тихо и очень осторожно, словно подбирая каждое своё слово.

— На неё? — ничего не поняла я. Но сердце тем не менее пропустило один удар, уже предчувствуя масштаб надвигающейся беды.

Мама кивнула головой и попросила:

— Подожди.

Потом встала и вышла из кухни. Хотелось кинуться за ней и просить… нет, требовать, чтобы она скорее мне объяснила то, что уже начала. Или же наоборот, умолять, чтобы не продолжала.

Ожидание затягивалось, и мне приходилось бороться с тошнотой, которая то и дело подкатывала к горлу. Когда мама вернулась на кухню, я уже была готова разрыдаться, до такого предела были натянуты мои нервы.

Она села на своё место и положила передо мной фотографию. Сначала мне показалось, что на фото была запечатлена я. Только фотография была сделана под старину, словно выцвела, и я подумала, что фотограф сделал неплохую ретушь. А потом до меня стало доходить, что это совсем не я, а какая-то другая женщина, нет, даже девушка, но до безумия похожая на меня. Те же вытянутые губы, большой рот, длинные каштановые волосы, слегка раскосые зелёные глаза… Ощущение было такое, что кто-то взял отдельные элементы меня, хорошенько их перемешал и попытался расставить на место. Вроде бы всё тоже самое, но выглядело иначе. А ещё девушка была значительно младше меня, лет на двенадцать… Её лицо и улыбка светились юностью и азартом, которое присуще людям в самом начале их взрослого пути.

В голове было столько вопросов, но не один из них я так и не смогла выдавить из себя. Упрямый мозг уже начинал складывать одно с другим, и зарождающаяся картинка совсем мне не нравилась.

— Её звали Любой, — начала неуверенно Елена Константиновна, но потом с каждым словом, её голос становился всё более уверенным, а рассказ более смелым. — Они с Игорем встречались по молодости, первые отношения и всё такое. Но потом что-то не сложилось, и они расстались. Это был конец восьмедесятых, Союз практически рухнул, привычная жизнь у многих тоже пошатнулась. Молодёжь мечтала о новой жизни, о новых возможностях. И Любка была такой же… жадной до жизни, до эмоций, до приключений… до мужчин. Мы жили на одном районе, и её просто было невозможно не заметить. Они с Игорем долго расставались, она то приходила, то уходила, то бросала его, то искала каких-то встреч… Пока однажды не пропала окончательно. Мы с ним и до этого были знакомы, а потом как-то всё само собой закрутилось… стали дружить, полюбили друг друга, поженились, стали жить вместе. Игорь как раз учёбу только-только окончил, на работу устроился, когда на пороге нашего дома объявилась она. Такая же как всегда беззаботная и лёгкая, казалось, за год она практически не изменилась, не считая одного — на руках она держала тебя. Тебе тогда едва-едва исполнилась пара месяцев. Любка рассказала, что ей необходимо уехать, что её ждёт Москва, какой-то уникальны шанс, и что она не может взять тебя с собой. Она утверждала, что ты дочь Игоря и просила нас временно позаботиться о тебе. Там… был сложный и длинный разговор, в результате которого ты осталась с нами. А через неделю Люба с каким-то мужиком разбилась на машине, по пути в столицу.