Читать книгу "Рутинёр - Павел Корнев"

Низшие обитатели запределья не выносили прямых линий и строгих форм, одержимым в помещении с подобным убранством приходилось несладко. Да мне и самому нисколько не хотелось отходить от мягко затворившейся за спиной двери, пусть и совсем по иной причине. Но пересилил себя и двинулся прямиком к широкому рабочему столу, на стене за которым пластинами тусклого серебра был выложен изрядных размеров святой символ. Частично изображение перекрывалось высокой прямой спинкой кресла, а вот человек в нём в отличие от обстановки кабинета отнюдь не выглядел строгим. Невысокий, чуть располневший и с простым незапоминающимся лицом, на котором с нашей последней встречи прибавилось глубоких морщин. Жёстким его не заставляла казаться даже выбритая голова, только глаза… Глаза всё сразу расставляли по своим местам.

Глаза и должность. Никто и ни за какие заслуги не поставил бы во главе Кафедры благочестивых раздумий человека мягкого и нерешительного; не был таковым и епископ Ренард.

– Здравствуйте, папа, – первым нарушил я затянувшееся молчание и обвёл рукой убранство кабинета. – Вот уж не думал, что наша встреча случится в такой обстановке!

– Всё течёт, всё меняется, сынок, – бесстрастно улыбнулся отец. – Кардинал Роган пропал на том берегу, и неизвестно жив ли он вовсе, а его святейшество болен и не покидает своих покоев. – Тут улыбка стала куда искренней, но одновременно и несравненно более жёсткой. – Не всем в Сияющих Чертогах нравится развитие событий, вот и вспомнили обо мне. Знаешь же как говорят: старый конь борозды не испортит.

Всё течёт, всё меняется? Ну уж нет! Как раз всё остаётся по-прежнему. Понтифик слишком многое поставил не на ту карту, и проигрыша ему не простили. Такое не прощают никому, даже наместнику Сияющих Чертогов.

– Рад, что всё налаживается, – сказал я, опустился на жёсткий стул для посетителей, и тут отец понял.

Он знакомо прищурился, выложил перед собой натруженные руки с широченными ладонями, которые ожидаешь увидеть скорее у кмета, нежели у епископа, и негромко произнёс:

– Мне сказали, ты погиб, Рудольф.

– Рудольф погиб, – ответил я. – Предан анафеме, проклят и забыт. Он мёртв и лучше бы ему таковым и оставаться.

Отец тяжко вздохнул и потребовал:

– Рассказывай! – Перехватил мой взгляд и досадливо отмахнулся. – Не дури, Рудольф! Здесь можно говорить свободно!

Я пожал плечами и поведал о последних днях своего брата – Филиппа Олеандра вон Черена, ритуалиста и лиценциата тайных искусств, который в силу юношеского максимализма ставил остроту разума выше врождённых способностей. А ещё он влюбился не в ту девушку.

Профессор Костель был моим наставником, не его. Когда я узнал об истинной цели эксперимента, то не пожелал связываться с запредельем и проявил малодушие – не стал отговаривать остальных или доносить магистрам-надзирающим, просто ушёл. Напился и выговорился брату, с которым обсуждал отдельные детали ритуала и до того. А Филипп… Филипп пришёл в восторг от грандиозности замысла профессора, да ещё та девушка… Как же, дайте небеса памяти, её звали? Не помню, да это и неважно. Главное, что мы подрались, и в итоге я лишился сознания и перстня. А когда очнулся и поспешил за братом, было уже поздно, лишь сам подставился под удар Осиного короля.

– Нас сроду никто не различал кроме вас, отец. Располагая перстнем, выдать себя за Филиппа не составило труда, – подытожил я. – Да и моё эфирное тело оказалось изуродовано настолько, что магистры Вселенской комиссии не сумели отличить истинного от ритуалиста.

– И ты запечатал его ангельской звездой, лишил себя способностей и влез в долги к Канцелярии высшего провидения.

– Долг я вернул с лихвой.

Отец кивнул и потребовал:

– А теперь расскажи то, о чём умолчал.

Он всегда видел нас насквозь, поэтому я не стал юлить и вкратце поведал о своих попытках облегчить участь несчастного братца, вырвав его душу у Осиного короля.

– Ты поставил на кон собственную душу и ради чего?

– Филипп мой брат!

Отец поманил меня к себе двумя пальцами, а стоило только повиноваться, ударил так быстро, что я даже дёрнуться не успел. От крепкой затрещины из глаз посыпались искры, да ещё крепкие пальцы ухватили за ухо и потянули через стол.

– Филипп знал, что профессор намеревается обратиться к запределью? Знал! Но всё равно принял участие в ритуале. Добровольно!

– И что с того?

– Ему закрыта дорога на небеса, глупец! Его душа обречена на вечные мучения в запределье, так скажи – какая разница, демоны станут его терзать, падшие ангелы или тот, кого ты именуешь Осиным королём? Чувство вины затмило твой разум!

Толчок бросил меня обратно на стул, я прикоснулся к припухшему уху и зашипел вроде бы от боли, но на самом деле от стыда за собственную глупость. Папа оказался кругом прав, не в моих силах было помочь брату, я действовал, руководствуясь эмоциями, а не разумом. Всегда полагал, будто подвёл Филиппа, и только сейчас накатило отрезвление и понимание того простого факта, что это он втравил меня в неприятности, а никак не наоборот. Не я украл его жизнь, но он взял без спроса мою. Взял и сломал, как случалось в детстве с игрушками. Папа открыл глаза, снял камень с души и наподдал пинка, наставляя на путь истинный. Вот только было одно «но»…

– Теперь я ничем не лучше Филиппа, и для меня точно так же всё кончено. Я и сам обращался к запределью!

Отец покачал головой, не стал говорить, что мной двигали благие намерения, только невесело усмехнулся.

– Всё кончено и неизменно только для мёртвых, Рудольф. Живые способны изменить свою судьбу. Запереть бы тебя на покаяние в монастыре, но нельзя, никак нельзя. О твоём возвращении на этот берег известно слишком многим. – Он с укором посмотрел на меня и покачал головой. – И, скажи на милость, зачем понадобилось тащить с собой выжженого ритуалиста и девицу, при одном только взгляде на которую руки сами тянутся обвязать верёвкой камень? Как есть – ведьма!

– Это мои друзья, – спокойно ответил я и добавил после недолгой заминки. – Те, кто выжил.

Впрочем, погибшие были ничуть не лучше. Пара предателей-ландскнехтов и малолетняя воровка-сарцианка. Так и не принявший истинную веру Хорхе Кован, да горький пропойца и задира маэстро Салазар, в последние мгновенья своей жизни достигший просветления, а то и святости.

Ха! Мало кто может похвастаться дружбой со святым!

– Не вижу поводов для веселья, – нахмурился отец, заметив скользнувшую по моим губам ухмылку. – Оставаться на этом берегу тебе слишком опасно. Ситуация в Сияющих Чертогах далека от стабильности и, как водится, слишком многие постараются обернуть это обстоятельство в свою пользу.

Я кивнул.

– А какие известия приходят с той стороны? Я собирался в Кальворт.

– На севере Виттена пока спокойно. Вдовствующая императрица оставила столицу и отступила с верными людьми в Лёгенбург, с ней дочери и младший сын.