Читать книгу "Гений - Джесси Келлерман"

В семь тридцать мы припарковались перед приземистым многоквартирным домом и оставили двигатель включенным, чтобы не замерзнуть насмерть. Меня выпроводили на заднее сиденье, поэтому мне пришлось довольствоваться отчетами Стаки, который наблюдал за входной дверью дома в бинокль.

Потянулась игра в засаду. По словам инспектора, Гудрейс работал в магазинчике в двух километрах отсюда, там торговали велосипедами, а он был чем-то вроде механика — чинил цепи и все такое прочее. Если бы мы его арестовали, у него можно было бы взять образец ДНК, но для этого надо сначала найти повод его арестовать. «Уловка 22», короче. Закон позволял подобрать все, что он выбросит. И мы надеялись найти хоть что-то — сигаретный окурок, стаканчик из-под кофе, бумажный носовой платок, — что позволило бы провести анализ. Самое важное, как объяснила мне Сэм, было соблюсти все формальности, дабы не осталось сомнений, что исследуемый образец принадлежит Гудрейсу.

В восемь тридцать кофе у нас закончился. Сэм посмотрела в бинокль и сказала:

— А он неплохо сохранился для своего возраста.

— Дай посмотреть.

— Не толкайся.

Я отпустил ее локоть.

— По-моему, он волосы красит. — Сэм неохотно передала бинокль Стаки.

— Прямо помесь президента с членом парламента, — сказал тот рокочущим баритоном.

— Эй, — позвал я. — Алло! Вы про меня не забыли?

— Из штанов не выпрыгни, — посоветовала Сэм.

Я сердито хрюкнул и откинулся на спинку сиденья. Отсюда мне было видно, что Гудрейс довольно высокого роста. Шел он быстро, запахнув полы огромной куртки. Кажется, он был отлично сложен. За ним развевался хвост синего шарфа. Гудрейс шагал, чуть наклонившись вперед, навстречу ветру.

— Наверное, он на работу пешком ходит, — сказал Стаки.

— Ага, в дождь и в снег, и в обе стороны в гору, — ответила Сэм.

Мы последовали за ним, Сэм смотрела в бинокль, а Стаки тихонько ехал вдоль улицы, тормозя у обочины в случае необходимости. Гудрейс держал руки в карманах. Сэм все двадцать две минуты нашего путешествия информировала меня о происходящем. Я чуть со скуки не помер. «Запахнулся поплотнее. Вертит головой. Смотрит на другую сторону улицы. О, чихнул!» Ей ужас как хотелось, чтобы у Гудрейса начался насморк, чтобы он высморкался и выбросил салфетку. И лучше бы он выбросил ее на тротуар. Однако, если не считать того единственного чиха, Гудрейс прямо-таки светился здоровьем. Он добрался до магазина, а мы остались ни с чем.

Утро тянулось и никак не хотело заканчиваться.

— Может, он пообедать выйдет.

В магазин принесли пиццу.

После полудня Гудрейс вышел и начал было переходить улицу, но передумал и вернулся.

— Вот скукотища-то! — сказал я.

— Ага.

По пути домой Гудрейс зашел в продуктовую лавку и вышел с пакетом в руках. После этого он прямиком направился в квартиру, и в окне появились синие блики от телевизора.

Сэм передала мне бинокль:

— Развлекайся.

— Большое тебе человеческое спасибо.

Следующий день прошел точно так же. Если вам непременно хочется подробностей, можете перелистать назад пару страниц и перечитать их.

Под конец второго дня тягостного ожидания мы торчали перед подъездом Гудрейса. Я смотрел в бинокль, а Сэм и Стаки пытались придумать что-нибудь получше.

— В пятницу мусор вывозят.

— Да, это шанс.

— Ага.

— Ну хоть завтра сюда не потащимся.

— Слушай, знаешь что? Я тут подумал…

— Э, ребята! — позвал я.

— Может, нам…

— Ребята! Он снова выходит.

У меня опять отобрали бинокль. Я высказал свое мнение по этому поводу, но Сэм слишком увлеклась наблюдением за Гудрейсом, бодро прыгающим к остановке автобуса.

— Наконец-то! — сказала она. — Другое дело.

Мы проехали вслед за автобусом по Хилан-бульвару и свернули за парком. Гудрейс вылез и прошел три квартала до кинотеатра. Как только он скрылся внутри, мы ринулись к кассе за билетами. За стеклом сидел расслабленный подросток, меланхолично чавкавший жвачкой. Сэм попросила три билета в тот ряд, куда только что купил билеты мужчина перед нами.

— С вас тридцать баксов.

— Ни фига себе! Надеюсь, хоть фильм хороший, — сказала нам Сэм.

Мы получили три билета по пять долларов тридцать центов, и я чуть не заржал. Шел «А все из-за Винндикси», фильм про верного пса маленькой девочки. Мы протиснулись мимо билетера и увидели Гудрейса впереди, в очереди за попкорном и напитками. Я аж подпрыгнул. Понадобилось могучее усилие воли, чтобы не смотреть в его сторону и не придушить эту погань на месте. На секунду я вдруг ощутил, что он — моя собственность, что, утратив связь с духом Виктора Крейка, я могу восстановить уважение к собственным творческим способностям, влияя на поступки и в конце концов захватив в плен педофила. Я и злился, и радовался возможности отомстить, и наслаждался тем, что знаю нечто, о чем он не имеет пока ни малейшего представления. Мне трудно описать вам свои чувства, но полагаю, что нечто схожее испытывают обычно фанатики. Гудрейс был мой, я это знал, и все тут.

И вдруг восторг исчез, его сменило отвращение. Я внезапно понял, что это — не открытие выставки. Это — настоящая жизнь. И Гудрейс — реальный, живой человек. И момент этот — душный кинотеатр, глупая слежка, Сэм — тоже реальный. В зале было полно детей, и я заметил выражение лица Сэм. Да, пожалуй, она права. Выбор фильма был неслучайным. Просто удивительно, как легко сложилась картинка. Гудрейс пришел сюда, чтобы посмотреть на зрителей, а не на экран. Да, он был реальным, этот человек, достаточно реальным, чтобы схватить кого-нибудь за горло. Я постарался успокоиться.

Гудрейса нельзя было выпускать из виду, поэтому мы разделились. Я сел в задних рядах, Стаки в центре зала, а Сэм устроилась внизу у левого выхода. Не лучший расклад, но тут уж ничего не поделаешь. Сойдет. Основная наша задача — дать Гудрейсу расслабиться и насладиться швепсом.

Он вошел в зал, когда свет уже погас и началась реклама. Я видел, как он тенью скользнул вправо, устроился в полностью незанятом ряду и оказался ближе всего ко мне. Гудрейс сидел немного позади меня, поэтому смотреть на него, не привлекая к себе внимания, мне было сложновато. Время от времени я на секунду оглядывался и снова поворачивался к экрану. В промежутках я воображал всякие ужасы. Старые черно-белые фотографии так и мелькали у меня перед глазами.

Фильм имел большой успех. Дети смеялись и плакали. Содержание я вам пересказать не смогу, потому что большую часть из 106 минут глядел на часы и дожидался момента, когда можно будет снова обернуться. Через какое-то время Гудрейс сполз поглубже в кресле, так что я видел только его макушку. Его черные, густо намазанные какой-то дрянью волосы так блестели, что даже отражали синие и белые вспышки экрана. Умом я понимал, что наблюдение мое бессмысленно, потому что ни лица его, ни рук я не видел. Но я все же надеялся, что мое присутствие как-то защитит семьи, сидевшие поблизости от него.