Читать книгу "Спастись от опасных мужчин - Сол Лелчек"

Он больше не пытался скрывать свою нервозность:

– Эшли! Где мы?! Здесь же вообще нет домов.

– Мы почти на месте, – повторила я.

Трясясь на ухабах, мы проехали еще пятьдесят ярдов.

Я остановила машину.

Впереди фары образовывали два одинаковых световых круга, в которых виднелись заросли низких кустов.

– Эшли, это что, розыгрыш? Давай просто вернемся домой. Перестань! Это была неудачная шутка!

Я посмотрела на Стоуна.

– Теперь уже слишком поздно. Слишком поздно, чтобы вернуться назад. Пошли. Я покажу тебе, где мы находимся.

Он начал было что-то говорить, но я уже выходила из машины. Фары я оставила включенными. Немного поколебавшись, он тоже вылез из пикапа и подошел ко мне. Мы стояли в световых пятнах от фар, глядя на пустынный ландшафт. Кустарники и низкорослые кактусы отбрасывали на землю причудливые тени.

– Эшли, что это?

Я посмотрела Стоуну прямо в лицо:

– Те неприятности, о которых ты говорил, из-за которых ты не мог покинуть штат. Ты никогда не рассказывал мне, что это за неприятности, что именно произошло.

Его лицо побледнело в ярком свете фар:

– О чем ты говоришь?

– Что именно ты совершил? Что такого ты сделал, что тебе запрещено пересекать границы штата?

Он вздрогнул, как будто я ударила его.

– Ничего. Просто одну глупость. И это было давно, – пробормотал он.

– Ты не хочешь мне об этом рассказать?

– Я не хочу об этом говорить. Я просто хочу домой, Эшли. Мне холодно. Я хочу есть. Я не знаю, где мы сейчас. Мне надо домой.

– Быть может, меня зовут не Эшли.

Он уставился на меня:

– О чем ты говоришь?

Теперь, когда это наконец случилось, я не понимала, что именно чувствую. Однако чего-то не хватало. Не хватало торжества, радости победы, которые, как я всегда себе представляла, я буду испытывать в этот момент. Их просто не было. Вместо них я чувствовала опустошенность. В моей душе царила такая же пустота, как в этой пустыне, поросшей кустарником и покрытой тенями.

– Ты меня не узнаешь, верно? – сказала я. – Ты ведь и понятия не имеешь.

Его лицо побледнело еще больше. Он сделал шаг назад.

– Не узнаю тебя? О чем ты?

– Да и как тебе меня узнать? Правда, мне всегда говорили, что у меня глаза моей матери…

Он был совершенно сбит с толку.

– Твоя мать? При чем тут твоя мать?

– Очень даже при чем, – сказала я. – Видишь ли, Джордан, все дело именно в ней.

И тут Стоун начал понимать.

Его лицо прямо на глазах старело по мере того, как он пятился от меня. Медленно, как будто к его ногам был привязан тяжелый груз, он дюйм за дюймом придвигался к машине.

Он остановился как вкопанный, когда увидел в моей руке пистолет.

– Эшли, – сказал он. – Пожалуйста. Что, как ты думаешь, я сделал?

– Я не думаю. Я знаю.

Я все еще не испытывала ни ликования, ни удовлетворения, которые ожидала испытать. Вместо них я чувствовала только тупой гнев и холодную нарастающую усталость. И мне совсем не хотелось находиться сейчас здесь. Часть моей души желала одного: снова сесть в машину, отвезти Стоуна в Геркулес, уехать к себе, принять горячий душ и никогда о нем больше не вспоминать.

Но это было невозможно. Я слишком далеко зашла. К тому же я знала, что это не поможет. Я провела последние десять лет, пытаясь не думать о Стоуне. Но это было бесполезно, он никогда не выходил у меня из головы. И никогда не выйдет.

– Что ты собираешься со мной сделать? – Он попятился еще дальше.

– Стой, – сказала я. – Мы еще не закончили. Нам еще есть о чем поговорить.

Он больше не пятился, а лицо исказилось.

– Выходит, все это время, весь последний месяц, все наши свидания, все объятия и поцелуи и разговоры о книгах комиксов – все это было ложью от начала до конца?

– Я тебе не лгала.

Он горько рассмеялся.

– Еще как лгала! Ты лгала обо всем – даже о том, как тебя зовут. – Он отчаянно обвел рукой пустынный ландшафт: – О доме для катания на горных лыжах посреди этой чертовой пустыни, обо всем вообще ты лгала, не переставая. Только для того, чтобы привезти меня сюда?

– Да, – согласилась я. – Чтобы привезти тебя сюда.

– Почему? – В его голосе звучало осознание своего бессилия.

– А почему ты это сделал? – Этот вопрос жег меня все последние десять лет.

– Это Карсон, – ответил он. – Все спланировал он. Я был подростком. Я был глуп. Я просто пошел у него на поводу.

– Оставь свои россказни судейским, – сказала я, внезапно рассвирепев. – Ну конечно, во всем был виноват только он. Он тебя совратил. Все это брехня. Газеты с готовностью схавали это вранье. И присяжные тоже. И совет по условно-досрочному освобождению. Но только не я, не я! Ты помог перерезать горло моей матери мясницким ножом. Ты не обязан был это делать. Но ты это сделал!

Вид у Джордана был тошнотворный: он съежился, сжался, а его тень выглядела чудовищно огромной, вытягиваясь по темной земле.

– Он сказал, что убьет меня, если я откажусь помогать! И он говорил это серьезно! Он бы меня убил. Он сказал, что не сможет доверять мне, если я тоже не приложу к этому руку.

– Ты мог бы сказать «нет», мог бы его остановить. Ты мог бы дать им возможность убежать. Мог бы вызвать полицию. Ты мог бы сделать хоть что-то, чтобы ему помешать. Но ты не сделал ничего…

Он закусил губу и внезапно расплакался:

– Я страдал. Ты понятия не имеешь, каково мне было. В исправительном доме для несовершеннолетних преступников, потом в тюрьме. Знаешь, что банды черных заключенных делали со мной? Со слабосильным белым пареньком?

– Мне на это плевать.

Впервые в жизни я навела на человека пистолет. Это был маленький черный полуавтоматический «Ругер». Я купила его на свой двадцать первый день рождения. Это был мой подарок самой себе.

Уже тогда я знала, что буду с ним делать.

Я отвела затвор, дослав патрон в патронник.

Он сделался еще бледнее. Его голос дрожал:

– Ты понятия не имеешь, что с тобой будет потом. Ты думаешь, что знаешь, но это не так. Наверное, ты думаешь, что, когда ты нажмешь на спусковой крючок, на этом все и закончится. Но поверь мне, это будет только начало. Если ты убиваешь человека, это потом преследует тебя всю жизнь. Думаешь, за последние десять лет я смог спать спокойно хотя бы одну ночь? Думаешь, у меня была хоть одна-единственная ночь, когда я не просыпался, истошно крича?