Читать книгу "Срывайте маски! Идентичность и самозванство в России ХХ века - Шейла Фицпатрик"

Помимо еврейских фамилий некоторые из мошенников имели в своей биографии факт уклонения от службы в армии во время войны, оправдывая народное мнение о евреях как о «ташкентских партизанах», старавшихся держаться подальше от фронта. Растратчик Александр Михайлович Любенский (его настоящее отчество оказалось «Моисеевич»), по словам репортера, в начале войны бежал из Одессы в Сталинград. Л. Е. Рофман бежал с Украины в Киргизию и воспользовался фальшивыми документами, чтобы устроиться на работу школьным инспектором, а затем в управленческий аппарат местной промышленности; в конце войны он перебрался в Москву и работал главным инженером на предприятии пищевой промышленности в Ногинске (благодаря фальшивому диплому Одесского инженерно-строительного института), пока не вернулся в Винницу, где в мае 1949 г. его арестовали.

По большей части евреи-мошенники, фигурировавшие в газетных фельетонах начала 1953 г., не обвинялись в том, что они шпионы и агенты иностранной разведки или хотя бы имеют связи за рубежом[278]. Тем не менее нотки добродушной снисходительности, смешанной с восхищением, некогда характерные для повествований о собратьях Остапа Бендера, исчезли: в контексте кампании против ротозейства самозванство мошенников перестало быть чисто криминальным, приближаясь к политическому[279]. Тема маскировки стала постоянной: основное внимание уделялось фактам смены имен и фамилий, подделки дипломов, представления ложных сведений о военной службе. Евреи-жулики не просто обманывали людей — сама их идентичность, как выяснилось, была фальшивой; они являлись самозванцами «под маской» врачей, бухгалтеров, инженеров и т. д. — врагами, «маскирующимися под видом советских людей».

* * *

Кампания 1953 г. против ротозейства оказалась недолгой; она закончилась всего через несколько месяцев, когда власти отказались продолжать «дело врачей» и, таким образом, прекратилось официальное поощрение антисемитизма[280]. Но кое-какие следы она оставила, что, в частности, проявилось в пресловутой кампании по борьбе с экономическими преступлениями конца 1950-х — начала 1960-х гг. Данная кампания в первую очередь была направлена против спекулянтов валютой, а шире — против неформальной «второй экономики» вообще, и евреи столь часто попадали под удар, что это вызвало международные протесты и тревогу по поводу возрождения антисемитизма. Аркадий Ваксберг соглашается, что евреев сделали козлами отпущения, однако, отмечает он, «большинство “левых” дельцов» действительно составляли евреи, отчасти вследствие ограничения легитимных карьерных возможностей для представителей этой национальности в послевоенный период.[281] С 1961 г. ввели смертную казнь за изготовление фальшивых денег, спекуляцию валютой и хищения; в 1961-1962 гг. прошел ряд громких процессов над валютными спекулянтами, где среди обвиняемых на первом месте фигурировали евреи. По данным Е. Эвельсон, за 1961-1967 гг. 1 676 евреев были привлечены к суду по экономическим делам, 163 из них получили смертный приговор.[282] В ходе кампании внимание больше, чем в 1953 г., акцентировалось на алчности обвиняемых, их тяге к иностранному образу жизни и в меньшей степени — на их коварстве и склонности к самозванству. В остальном риторика весьма схожа. Еврейские фамилии и отчества многозначительно подчеркивались, в газетных репортажах о судебных делах появлялись неуместные замечания о том, что обвиняемые с еврейскими фамилиями «путешествовали из города в город, давая взятки братьям по духу», или о том, что вильнюсская сеть валютных спекулянтов решала свои внутренние споры, обращаясь не в советский суд, а «к местному раввину».

Что же касается Остапа Бендера, то, несмотря на официальное осуждение в 1948 г. и развенчание этого образа в ходе кампании против ротозейства, его по-прежнему любили читатели, и после смерти Сталина понадобилось совсем немного времени, чтобы звезда «великого комбинатора» засияла вновь. А. Д. Синявский рассказывает, что уже во время «оттепели» 1953-1954 гг. студенты-юристы Московского университета инсценировали «суд» над Бендером, и студент, игравший роль защитника, вызвал скандал импульсивным восклицанием: «Остап Бендер — любимый герой советской молодежи!»,[283] Запрет на публикацию романов о Бендере в хрущевскую эпоху сняли, и в 1960-е, 1970-е, 1980-е гг. их тиражи достигли феноменальных размеров: в 1956-1965 гг. в СССР было напечатано свыше 2 миллионов экземпляров, в 1966-1979 гг. — почти 3 миллиона, в 1980-х гг. — свыше 9 миллионов. Романы пользовались таким спросом, что каждое новое издание «расходилось мгновенно». Правда, определенное меньшинство в литературном мире даже в 1960-е и 1970-е гг. не жаловало Ильфа и Петрова, равно как и других писателей «одесской школы».[284] С переходом к рыночной системе после 1991 г. огромная популярность романов Ильфа и Петрова у российской читательской аудитории побуждала множество издателей от Карелии до Владивостока переиздавать их снова и снова, пусть и меньшими тиражами, чем в советское время. Только в 1994-1995 гг. в России вышло по меньшей мере 21 издание того или другого романа об Остапе Бендере[285] — хотя, как сказал юморист Михаил Жванецкий в 1997 г., в столетнюю годовщину И. А. Ильфа, на самом-то деле не было нужды переиздавать и даже перечитывать эти произведения: «мы… знали [их] наизусть».