Читать книгу "Ричард Длинные Руки - гранд - Гай Юлий Орловский"

Я поднялся с меньшей охотой, но тоже посматривал на чертеж, вчера мы его изувечили основательно, но корабль в самом деле будет помощнее и покрупнее каравеллы. Еще не галеон, но почти, близко, даже на рисунке мощь его видна, кого-то даже ужаснет, знаю.

Она сказала деловито:

– Я забираю и несу отцу, хорошо?

– Тащи, – разрешил я. – И объясни, что нарисовано не по пьяни, а в самом деле там точный инженерный расчет! Такие корабли существуют и плавают… по другим морям.

– Дальним? – спросила она.

– Очень дальним, – ответил я со вздохом. – Очень.

Она посмотрела на меня очень серьезно.

– Не грустите, ваша светлость. Когда-нибудь доплывем и до тех морей.

Она крепко поцеловала меня в губы и, резко повернувшись, пошла прочь, красивая и с прямой спиной гордой дочери свободного рыбака, даже не главного корабельного мастера.

Остаток дня я провел в порту, пообщался с Ордоньесом и матросами, что теперь не матросы, а инструкторы, набирающие и подготавливающие экипажи, которыми им же и придется командовать.

На обратный путь решился в полночь, птеродактилю до Геннегау не так уж и долго мчаться, ночью вылетел…

…и ночью с высоты осторожно спланировал уже не просто над Геннегау, а над королевским дворцом. Уже растопырил лапы, намереваясь как можно тише опуститься на крышу, потом тишина и безмятежность подсказала идею получше.

Там есть балкон, на который можно выйти по короткому извилистому коридору прямо из моего кабинета, если нырну прямо туда, то сразу и кабинет, а утром: нате вам, а я отсюда и не уходил, сутками работал!

Я едва не влетел сдуру сразу, хорошо что сидящая там женщина просто не заметила, глядя в другую сторону. Я, уцепившись когтями за камни, повис на стене и рассматривал ее с бешено стучащим сердцем.

Сидит прямо на перилах, упершись спиной в стену, поза свободная и до предела раскованная, одна нога красиво протянута вдоль перил, оголившись почти до середины голени, вторая элегантно свисает до пола, видна только изящная лодыжка.

Локоть уперт в колено, а пальцы – в подбородок, почти мыслительница, если б не слишком вольная поза отдыхающего человека, когда лениво и не поворачивая головы посматривает то за пределы замка, в освещенный фонарями двор, то сюда, в огромный и несколько странный, на мой взгляд, зал, когда в нем темно, а горит только один подсвечник у самой двери, почти не разгоняя темноту.

Платье не только с глубоким вырезом, а как это назвать, даже не знаю, когда никаких поддерживающих лямок, а края каким-то чудом держатся на границе алых ареолов, что на самой вершине этих снежно-белых холмиков. Я когда вижу такое платье, всегда жду, что оно вот-вот вообще рухнет на пол, гравитацию пока никто не отменил.

Думаю, такие платья на таких вот умных и рассчитаны. В то же время рукава у нее на месте, но только начинаются с середины бицепсов или что там у женщин вместо них. И тоже как-то держатся.

Во дворце раньше не видел, а такую обжигающую красотку бы заметил обязательно. Возможно, кто-то забрасывает приманку на очень длинной леске, все-таки этот загадочный лорд Ричард, как ни крути, а молодой самец, должен бы клюнуть…

Щас, мелькнуло у меня злорадное, размечтались. Нашли на что ловить, да этих сладких червяков везде хоть пруд пруди, а на обертки настоящие мужчины внимания не обращают.

Я тихохонько отцепился одной лапой и пошел по стене, как скалолаз, по горизонтали, наконец отыскал, где и как проникнуть, даже не знаю, выставлять ли здесь стражу, ибо где проник я, могут и другие, я гуманист и в людей верю.

Утро началось, как обычно: ах-ах, ваша светлость, вы, оказывается, здесь, а мы вас как-то и не замечали, я отвечал, что богатым буду, быстро собрал лордов, спросил, как выполнили то, что задавал на дом, и теперь вот новые туманные и пугающие перспективы, радуйтесь и седлайте коней…

Во дворе жизнь вообще-то кипит, а то, что мое отсутствие не сразу могли заметить, так это потому, что я, как Гиллеберд, стараюсь выстроить все так, чтобы работало без моего подталкивания и грозных указов.

Я вышел из кабинета, поглядывал грозно, это чтоб не лезли с пустяковыми вопросами, но уже на лестнице, спускаясь на первый этаж, увидел, как внизу словно вспыхнуло солнце…

Бабетта, яркая и сияющая, идет через зал, подняв голову и держа меня взглядом прекрасных игривых глаз, полные губы сочного и сильно накрашенного рта растянулись в счастливую улыбку.

Она встретила меня у подножия лестницы и присела в поклоне, подняв голову и с понимающей улыбкой наблюдая, как я замедленно спускаюсь и не могу оторвать взгляд от ее полной груди, что миллиметр за миллиметром выползает наверх из тесного корсажа.

– Леди Бабетта, – сказал я.

– Ваша светлость, – произнесла она настолько смиренно, что я увидел ее в позе рабыни и с ошейником у моей постели.

– Леди Бабетта, – произнес я, – честное слово… я… рад вас видеть!

Она поднялась, от нее пахнуло солнцем, хотя утро пасмурное, тучи закрыли небо, лицо все так же безукоризненно чистое и, в отличие от местных красавиц, беззастенчиво покрыто легким загаром, чего ни одна аристократка не допустит.

– А я просто счастлива, – почти пропела она нежно, улыбаясь спелыми, как вишни, полными губами. – И тоже… честно!

Я засмеялся, она деловито взяла меня под руку и повела через залы, выбирая те, где поменьше народу. Я с удовольствием косился на ее лицо с натуральным румянцем во всю щеку. Он то усиливается, то исчезает, вообще от Бабетты всегда пахнет чистотой и здоровьем, а умильные ямочки на аппетитных щечках вызывают желание куснуть в этом месте.

На ходу, старясь попасть со мной в шаг, она прижалась мягкой горячей грудью, я моментально ощутил себя так, словно вся одежда между нами исчезла.

Кровь вспыхнула и пошла горячей волной по телу, минуя голову. Я пробормотал:

– Бабетта… как вы это делаете?

Она чарующе улыбнулась вампирски прекрасным ртом, жемчужные зубки блеснули, как короткая молния в полумраке зала.

– Не ломайте голову, – проворковала она мило, – это наши самые сокровенные тайны, мы их бережем строже, чем государственные.

– А как же тогда защищаться? – спросил я. – Мне теперь положено быть настороже. На мне эта, как ее, ответственность.

– И она все растет, – поддакнула она. – Да еще как растет!

Часовые прижимаются к стенам, неподвижные, как статуи, а слуги старательно делают вид, что нас не видят, так, на всякий случай.

Бабетта прижалась на ходу грудью снова и проворковала самым чарующим голосом:

– Милый Ричард, как мне приятно слушать, когда вас все восхваляют за беспримерное благородство и просто показательную сыновью любовь и послушание!..

Я посмотрел с удивлением: