Читать книгу "Восхождение - Борис Сопельняк"

– Свободно.

– Тогда слушай меня внимательно. Сейчас я займусь разборкой завала, а ты глубоко дыши и время от времени прихлебывай из фляжки: сейчас я ее тебе брошу. Там коньяк, но ты не смущайся и для поддержания сил потихоньку попивай.

– А не сопьюсь? – донеслось из темноты.

«Слава тебе, господи, – подумал Зуев, – раз может шутить, значит, дело не так уж и плохо».

Тем временем, видимо, посчитав, что дело сделано, «юнкерсы» выбрали другую цель и обрушили бомбовый запас на соседний собор, где, по данным разведки, могли прятаться люди.

Воспользовавшись паузой, Зуев начал разбирать завал. Он работал с таким остервенением, что, глядя на него, откуда-то стали появляться люди и тоже начали растаскивать обломки стен, кирпичи и доски. Когда на прижавшей Терезу плите ничего не осталось, Зуев попробовал приподнять ее руками. Он так напрягся, что жилы на его шее, казалось, вот-вот лопнут, но плита не шелохнулась.

– Нет, – вытирая пот, опустился он на четвереньки, – руками ее не сдвинуть. Придется ковырять асфальт и расширять щель снизу, а когда доберусь до Терезы, то что-нибудь придумаю. Эй! – крикнул он в темноту. – Синьора с коньяком, вы там живы?

– А что мне сделается?! – заметно повеселевшим голосом ответила Тереза. – Полфляжки уже употребила, так что скоро запою. Жаль только станцевать не смогу: эта окаянная плита расплющила меня, как блин.

– Тереза, – с замиранием сердца спросил Зуев, – а пальцами ты шевелить можешь?

– Раз держу фляжку, значит, могу, – старательно бодрясь, ответила Тереза.

– Да нет, я про ноги. Пальцами ног шевелить можешь? Ты их хотя бы чувствуешь?

– Чувствую. Но шевелить не могу, очень больно.

– Это хорошо, – обрадовался Зуев. – Раз чувствуешь боль, значит, они живые! А крови нет? Я понимаю, там ничего не видно, но ты проведи ладошкой по плите, на которой лежишь: если рука сухая, значит, крови нет, а если…

– Мокрая! И еще какая мокрая, – всхлипнула Тереза. – По-моему я лежу в луже крови, – навзрыд заплакала она.

«А вот это хреново, – подумал про себя Зуев. – Изойдет кровью, и тогда ей ничем не поможешь».

– И знаешь, что я еще нащупала? – взяла себя в руки Тереза. – По-моему, я лежу в обнимку с бомбой.

– Как «с бомбой»? – не поверил свом ушам Зуев.

– Длинненькая такая, как сигара, а на хвосте стабилизатор.

– Не трогай! – крикнул в темноту Зуев, вспомнив, что немецкие летчики любили вперемежку с фугасами сбрасывать бомбы замедленного действия. – Оставь ее в покое! Лежи смирно и не шевелись. Не пройдет и года, как я до тебя доберусь, – решил пошутить он.

– Если будешь снабжать коньяком, то обязательно дождусь, – в том же духе ответила Тереза.

И вот наконец вход в пещеру стал таким, что Зуев смог туда протиснуться. Присев на корточки и упершись плечами в злополучную плиту, он почувствовал, что она чуточку качнулась.

«Ну вот, голубушка, – подумал он, выбирая точку опоры, – теперь ты моя, теперь я тебя отодвину. – А бомба-то полутонная, – погладил он подарок немецких летчиков, – если рванет, да еще в закрытом пространстве, от нас не останется даже пуговицы. Но если до сих пор не рванула, может, не рванет вообще?» – успокоил он себя и высунулся наружу.

– Эй, люди! – крикнул он. – Идите сюда. Сейчас я приподниму плиту, а вы хватайте женщину за руки и тащите наружу. И подальше, подальше от этой пещеры! Лучше всего за угол. О, как раз подъехала санитарная машина, – обрадовался он, – так что как можно быстрее отдайте ее врачам.

И вот, сцепив зубы и попросив помощи у Бога, Василий Зуев вдавил плечи в плиту и начал ее приподнимать. Трещали суставы, рвались сухожилия, но плита медленно, по сантиметру, начала приподниматься вверх. Как только между нею и Терезой образовался миллиметровый зазор, ее схватили за плечи, выдернули наружу и отнесли в санитарную машину. И хотя за Терезой тянулся кровавый след, обессиленный Зуев удовлетворенно улыбнулся, крикнул: «Живи долго!» и помахал рукой своей несостоявшейся фее.

Это было последнее, что он успел сделать. В тот же миг раздался такой чудовищный взрыв, что остатки здания превратились в мелкий щебень! Санитарную машину спасло только то, что она стояла за углом и взрывная волна ее не достала. Когда осела пыль и люди стали разбирать завалы, то они с ужасом обнаружили, что от «Грандо руссо» ничего не осталось – ни одежды, ни обуви, ни костей. Вообще ничего! Единственное, что они нашли: обрывок лацкана куртки с прикрепленным к нему значком чемпиона Каталонии по стрельбе из пистолета.

Через несколько дней, когда Тереза пришла в себя, врачи сказали, что ходить она будет. А вот из-за того, что произошел выкидыш, пришлось делать радикальную операцию.

– И что это значит? – поинтересовалась она.

– Только то, что рожать вы уже не сможете, – ответили ей.

– Ну, что ж, значит, не судьба, – вздохнула она, – значит, не быть мне королевой Андорры. А что с моим спасителем, он ранен или погиб?

– Синьора Зуева больше нет, он погиб как герой. Испания его никогда не забудет. А вам от него последний подарок, – вручили ей значок чемпиона Каталонии по стрельбе из пистолета.

– Ах, Зуев, 3уев! Ах, «Грандо руссо»! – разрыдалась Тереза. – Я знала, что ты меня любишь, знала, что я твоя фея, но что я могла сделать, я-то любила другого. Но теперь ты со мной, – прикрепила она значок к клапану кармашка кофты. – Всегда со мной!

В тот же день, чуть ли не последним самолетом, ее переправили в Марсель, а оттуда, на советском пароходе, в Одессу.

27 марта 1939 года пал Мадрид, а 31-го вся Испания была в руках Франко. На следующий день победоносный каудильо приказал напечатать во всех газетах написанный им самим указ, в котором говорилось: «Сегодня, когда Красная армия захвачена в плен и разоружена, националистические войска выполнили свои главные задачи. Война закончена».

Но на самом деле война не была закончена, и каудильо выдавал желаемое за действительное. Дело в том, что хоть и сильно потрепанные, но вполне боеспособные части республиканцев были не пленены, а всего лишь прижаты к испано-андоррской границе. По большому счету, никакого выбора, кроме как сдаться на милость победителя, у республиканцев не было – на это и рассчитывал Франко.

Но он не знал Бориса Скосырева! Когда до него дошла весть о гибели Зуева и фактической потере Терезы, его хватил такой удар, что несколько дней он не мог подняться с постели. Леди Херрд была в Лондоне, Виктор Гостев, который не знал о случившемся, занимался подготовкой свадебной церемонии в Париже, и лишь один Маркин как мог ухаживал за своим президентом.

Когда Маркин рассказал Борису о падении Мадрида и о том, что Франко на весь мир заявил, что никакие международные конвенции на пленных республиканцев не распространяются и он будет судить их как отпетых бандитов, то есть либо расстреливать, либо гноить на каторге, Борис решительно встал с постели.