Читать книгу "Голодный город. Как еда определяет нашу жизнь - Кэролин Стил"

ПОЕДАЯ ПЕЙЗАЖ

Стоит только заметить вокруг себя еду, и все меняется. Казалось бы совершенно разные вещи оказываются тесно связанными, непонятные взаимоотношения тут же проясняются. Еда, как мы теперь знаем, — одна из величайших сил, определяющих устройство нашего мира. Как же ее использовать, чтобы мир стал лучше? Больше всего еда влияет на деревню, поэтому начать стоит с нее. Мы уже видели, что сельской местности без крестьян не бывает. Без них может существовать дикая природа, но не ухоженные пейзажы «края Констебля», «края сестер Бронте» и так далее, с их лугами и лужайками, полями и перелесками. Как отмечало британское Управление по делам сельской местности в ходе недавней кампании «Поедая пейзаж», виды, которые мы любим, зачастую порождены земледелием44. Человек всегда «ел пейзаж», а точнее формировал его в соответствии с запросами своего аппетита. И сегодня ничего не изменилось. В том, что касается земли, влияние еды очевидно и непосредственно. Если мы хотим, чтобы наша планета была красивой или хотя бы могла обеспечить выживание человечества, нам пора менять то, как мы питаемся.

Британия — зеленая страна с разнообразным ландшафтом и плодородными почвами; Господь благословил ее умеренным климатом и стабильным уровнем осадков. В то же время это переполненный людьми остров, которому было бы нелегко прокормить себя в отсутствие экспорта, однако это не причина, чтобы не производить у себя столько продовольствия, сколько возможно без ущерба для экологии. Помимо обеспечения продовольственной безопасности, производство местной, сезонной пищи дает гигантские экологические, политические и социальные преимущества. Если действовать целенаправленно и с умом, у нас в Британии может быть и процветающее сельское хозяйство, и красивые пейзажи. Мясо бычков, выращенных на лугах шотландского высокогорья, баранина с холмов Йоркшира, молочные продукты от коров гернсийской и джерсийской пород, яблоки из Кента. Одним словом, именно такое сельское хозяйство, которое в свое время возникло естественным путем с учетом наших природных условий и потребностей городских рынков. За все это, конечно, придется платить, но не больше чем мы уже сейчас платим за нечто несравненно худшее.

Можно ли назвать такую точку зрения реакционной и ностальгической? На мой взгляд, нет. Нет ничего реакционного в том, чтобы напрямую отвечать на запросы земли. Напротив, это наша единственная надежда на спасение. Будущее сельского хозяйства за «пермакультурой» (от слов «перманентная агрокультура») — устойчивым, сбалансированным земледелием, работающим с землей, а не против нее, использующим природные экосистемы и, главное, позволяющим людям жить на земле, если они этого хотят45. На планете нужно больше, а не меньше крестьян — людей, которые будут не только обрабатывать землю для нас с вами, но и выступать ее хранителями и опекунами. Как это ни парадоксально, самый большой массив знаний о пермакультуре накоплен в той самой стране, чья урбанизация сегодня угрожает планете — в Китае. Тысячелетиями китайцы совершенствовали искусство земледелия замкнутого цикла, приспосабливая самые разные типы природных круговоротов для того, чтобы произвести как можно больше продовольствия при минимуме отходов. Этот народ всегда существовал в условиях дефицита земли, пригодной для сельского хозяйства; однако сегодня, когда такой дефицит ощущается по всему миру, мы почему-то отказываемся от его опыта в пользу совсем иных методов землепользования, чья «эффективность» на деле таковой не является.

Характерно, что в английском языке нет аналога понятия terroir. Нам надо либо его выдумать, либо просто взять на вооружение французский термин и использовать его по всему миру. Речь не идет об отказе от создания новых технологий. Terroir в конце концов, никогда не исключал науку. Этим словом обозначается вечный поиск наилучшего способа использовать землю, то есть процесс непрерывного совершенствования наших взаимоотношений с сельскохозяйственными растениями и животными. Создание мутантных «генов самоубийства» компаниями вроде Monsanto — затея абсолютно неправильная, даже злодейская. Но проблема здесь не в науке как таковой, а в циничном использовании агробизнесом ее достижений46. Нам нужен «третий путь» в сельском хозяйстве, сочетающий ценнейшие из знаний наших предков с современными технологиями.

ПРОДОВОЛЬСТВЕННАЯ СЕТЬ

Чтобы местное земледелие сохранилось, оно должно действовать честно, в рамках справедливого, сбалансированного и регулируемого на международном уровне рынка, где у всех стран равные права, в том числе право голоса. Это означает пересмотр государственной политики, международных торговых соглашений, роли агробизнеса — всего того, что определяет сейчас характер глобальной продовольственной системы. Малые и средние фермерские хозяйства нуждаются в поддержке, но не средствами межгосударственного протекционизма. Самый очевидный способ помочь тут — ценить крестьянский труд и платить за него. Для этого нам нужен более непосредственный контакт с самими крестьянами. Необходимо, чтобы правительства вмешались в ситуацию и не позволили супермаркетам окончательно втоптать их в землю. Государство должно употребить свои полномочия для предотвращения монополизации продовольственного снабжения, а не поощрять ее.

Еда — это особая форма диалога. И если мы хотим стать, как выражается основатель Движения за медленное питание Карло Петрини, «^производителями», нам необходимо наладить связи между потребителями и производителями — каналы коммуникаций и сети обмена, движение по которым возможно в обоих направлениях. Глобальная пищевая супермагистраль — как раз то, что нам меньше всего нужно: это система с односторонним движением, где снабжение едой организовано так, будто людям на старте и финише нет никакого дела друг до друга. Эта система основана исключительно на прибыли, и прибыльна она только для тех, кто ее контролирует. Если представить ее в виде диаграммы, получится то, что архитектор Кристофер Александер называет «деревом»: множество корней переходят в один ствол, питающий массу веток и листьев — нас с вами. Поскольку листья получают все необходимое исключительно через ствол, он обладает монополией на снабжение. Если мы хотим больше влиять на нашу еду, нам нужна система иного типа, где листья соединены непосредственно с корнями. Это то, что Александер обозначает алгебраическим термином «полурешетка»: сложное сплетение локализованных, индивидуальных, гибких и разнонаправленных взаимосвязей, каждая из которых может влиять на другие. Он замечает, что такая система куда ближе к тому, как функционируют сами города47.

В том, что продовольственная система имеет глобальный масштаб, ничего плохого нет: весь вопрос в том, как ею управлять. Если все останется так, как сейчас, нас ждет социальная, экономическая и экологическая катастрофа. Но если нам удастся построить что-то вроде мировой торговой полурешетки, все может пойти совершенно по-иному. Как показывают инициативы вроде Fair Trade*,

* «Справедливая торговля», международное движение в поддержку

крестьян из стран третьего мира. — Примен. ред.

жители Запада при наличии определенных механизмов могут строить отношения с мелкими фермерами из любой страны мира на основе равенства и справедливости. Конечно, покупать у них следует только то продовольствие, что может быть выращено без нарушения экологического равновесия и доставлено к нам без ущерба для всей планеты (не вернуть ли нам парусные корабли?). Для этого нам не обойтись без помощи импортеров — будь то супермаркеты или другие компании. Они нужны, чтобы делать для нас правильный выбор: подбирать свой ассортимент таким образом, чтобы на полках магазинов не оказывалось продукции, наносящей социальный или экологический вред. На этом могли бы настоять правительства, будь у них на то политическая воля.