Читать книгу "Герберт Уэллс - Геннадий Прашкевич"

Сам он, конечно, был человеком умным.

«Если мы хотим, чтобы мир был единым, — требовал он, — то и думать о нем мы должны как о чем-то едином. Нужно, чтобы во всех школах земного шара преподавали одинаковую мировую историю — точно так же, как преподают одинаковую химию и биологию».

Сотни вопросов волновали его.

И каждая книга была попыткой ответа.

Всемогущ ли человек? Венец ли он эволюции? Полезно или вредно изменять наследственность организмов? Должен ли ученый нести ответственность за свои открытия? Имеет ли человек право делать выбор, если ему этого не позволяют? Наконец, кто может построить единое Мировое государство, вывести в будущее счастливых, заслуживших это людей?

Всего лишь попытки ответа.

Но даже эти попытки Уэллса оказывали и все еще оказывают огромное влияние на развитие всей мировой литературы.

Конечно, в сознании массового читателя Уэллс остался, прежде всего, автором фантастических романов, но в моей душе до сих пор живет жаркое лето 1958 года, когда в высушенном жарой провинциальном сибирском городке, спрятавшись в палисаднике за кустами душной смородины, я одну за другой переворачивал страницы романа «Тоно-Бэнге» и горечь, еще непонятная мне, сжимала, томила мое сердце. Странно, я уже понимал, что этой горечи не надо бояться. Несмотря на неудачи литературных героев, мир стоит внимания! Конструируй миноносцы, строй самолеты, добывай куап в джунглях и в болотах Африки, люби! Главное, люби! Всегда найдется сердце, открытое для тебя! И если я сам сумел что-то сделать в этой жизни, написать интересую книгу или серьезное исследование, то не в малой мере я обязан Уэллсу. И многие, очень многие ученые, инженеры, писатели указывали на воздействие на них книг Уэллса. Русские, немцы, французы, поляки, индусы… Несть им числа… А это, наверное, и есть главное, когда книги англичанина, человека совершено определенной культуры, определенного опыта, позволяют выжить и реализоваться людям совсем других стран. Как ни извилист был творческий путь Герберта Джорджа Уэллса, как ни велики были его заблуждения, он был и до сих пор остается одним из самых читаемых в мире писателей.

3

Умер Уэллс 13 августа 1946 года, немного не дожив до восьмидесяти лет.

Произошло это в его лондонском доме на Ганновер-террас. После кремации сыновья писателя развеяли его прах над островом Уайт в Ла-Манше. По завещанию все сбережения Уэллса, литературные права, а также дом были поделены между детьми и внуками. И прислуга не была забыта. И Муре, несмотря на многие обиды, Уэллс оставил неплохие по тем временам деньги.

В отличие от Джейн, Уэллс боялся смерти.

Он много думал о смерти. Он всю жизнь искал идею, которая подняла бы человека над вечным ужасом ухода. Может, любовь? Ведь пока мы живем и любим, мы способны написать прекрасную книгу, построить солнечный город, создать единое Мировое государство. Всю жизнь Герберт Джордж Уэллс пытался объяснить себя и окружающий мир. Именно весь огромный окружающий его мир, а не просто маленький домик посреди Вселенной. Но чем ближе подходил он к краю жизни, тем чаще и чаще обращался просто к самому себе — к отдельному смертному человеку. И все чаще и чаще себя спрашивал себя: да кто же мы есть на самом деле?

А это и есть главный вопрос. Все остальное от лукавого.

Как все мы, Уэллс не раз ошибался, обижал близких, высказывал преждевременные идеи, не понимал друзей. Но теперь это в прошлом… по экрану бегут титры… мы встаем и расходимся по домам…

А там на полках — его книги…

ДВА ПАТРИАРХА

Ха, необычная вышла книга.

Пусть и послесловие к ней будет сумасшедшее.

Редкий, красивый случай: патриарх пишет о патриархе.

Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, бешено эмоциональный, честолюбивый, пылающий.

Сверхновая.

Неистовство.

И холодный изощренный ум.

Да кто более знаменит из фантастов, чем он? Что, Шэкли? Хайнлайн? Вот уж дудки! Жюль Верн? Ну да, среди детей… Толкин? Тот бы обиделся, назови его кто-нибудь фантастом.

Уэллс умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов.

Патриарх!

А Геннадий Прашкевич?

Такой же патриарх русской НФ, только иного сорта — по характеру, по складу личности, по писательской манере. Его знают и любят вот уже несколько десятилетий. Спокойный мудрец, лукавый и щедрый, автор текстов, выламывающихся из любого ряда, выпирающих из любой классификации.

Но прежде всего — столь же сильный человек, как и Уэллс.

Есть вещи, о которых говорят редко, но они — правда.

Во всяком писателе, актере, режиссере, художнике, ученом, да какая разница! — есть витальная сила, которая концентрируется то в большем, то в меньшем количестве. Когда она доходит до критической массы, тогда огонь творчества вспыхивает на тысячу человеческих ростов, затем пылает буйно, неровно, мощно, сжигая лишнее, порождая то, к чему прикипают сердца. Автор хотел сделать одно, а выходит иное, он даже не думал, что так выйдет, он сам не в состоянии объяснить, откуда это взялось, а оно появилось из огненного зачатия, и гены его — искры.

Дар Божий — не контролируется, не прочитывается, не приручается. К нему можно приспособиться, можно найти средства, открывающие ему больше свободного пространства, отыскать методы, уменьшающие разрушительные побочные эффекты его буйства, да можно даже не видеть, не ощущать его мистической природы. Вот только заменить его ничем нельзя.

Либо он есть, либо его нет.

Очень старательный, очень эрудированный человек, которому не дано, будет всю жизнь тянуться вверх, подпрыгивать, строить лестницы, и если милостив к нему Бог, один или два раза, может быть, дотянется до того, к чему он не приспособлен.

Но если есть то самое, тогда любое движение в правильную сторону, любое творческое усилие будет давать стократ больший результат.

Итак, один человек, силу имеющий, пишет о другом человеке, силу имеющем.

Прашкевич говорит об Уэллсе: он виден в романах, в романах его очень много.

В книге об Уэллсе не меньше Прашкевича, чем Уэллса, он хорошо виден в этом тексте, его много.

Худо это?

Да ничуть не бывало.

Ведь патриарх пишет о патриархе.

И что же прочитывается из книги Прашкевича об Уэллсе? О, если отшелушить факты биографии, факты творчества, обширные цитаты, то останется…