Читать книгу "Комитет-1991. Нерассказанная история КГБ России - Леонид Млечин"

Первым президентом Украины избрали недавнего секретаря ЦК компартии республики по идеологии Леонида Макаровича Кравчука, которому, как и многим другим в Киеве, надоело подчиняться Москве. Ему хотелось быть главой независимого государства.

2 декабря вечером Горбачев, записал в дневнике его помощник Черняев, разговаривал по телефону с Ельциным:

«Тот куда-то ехал. Был уже пьян. Михаил Сергеевич уговаривал его встретиться вдвоем, втроем – плюс Кравчук, вчетвером – плюс Назарбаев. Тот пьяно не соглашался:

– Все равно ничего не выйдет. Украина независимая.

– А ты, Россия? – возражал Михаил Сергеевич.

– Я что! Я – Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом… Вот если вернуться к идее четверного союза: Россия плюс Украина плюс Белоруссия плюс Казахстан?

– А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби. Я – не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь и погубите все реформы.

– Да как же без вас, Михаил Сергеевич! – пьяно „уговаривал“ Ельцин.

– Ну а что же я, где… если нет Союза?

– Ничего… вы оставайтесь, – милостиво соглашался Ельцин».

Борис Николаевич предупредил Горбачева, что едет в Минск разговаривать с председателем Верховного Совета Белоруссии Станиславом Станиславовичем Шушкевичем, членом-корреспондентом Академии наук и недавним проректором Белорусского государственного университета. А неплохо бы заодно поговорить с Кравчуком, узнать, что он думает о будущем Советского Союза.

Перед отъездом Ельцин поделился своими планами с журналистами:

– Надо все предпринять, чтобы убедить украинцев присоединиться к Союзному договору.

Правда, сделал оговорку, которая в тот день не привлекла особого внимания:

– Если этого не получится, надо будет подумать о других вариантах.

«Я пригласил Бориса Ельцина формально на охоту, по существу – обсудить поставки нефти и газа нам и на Украину, – вспоминал Станислав Шушкевич. – Егор Гайдар вел Россию к рынку, значит, нам пришлось бы покупать российские нефть и газ. Денег у нас не было, кредиты никто не давал. Надо было как-то договориться на переходный период, чтобы не замерзнуть зимой. Потом выяснилось, что и Кравчук хотел бы поучаствовать в нашей встрече. Быстро стало ясно, что экономические проблемы невозможно решить без политического определения, кто есть кто».

Ельцин взял с собой министра иностранных дел Козырева.

Я спрашивал Андрея Владимировича:

– То, что произошло в Беловежской Пуще, – это была импровизация или хорошо продуманная заготовка?

– К тому моменту было абсолютно ясно, что Советский Союз не сохранится как единое государство. В сентябре были все возможности его сохранить. В октябре еще оставалась возможность сохранить единое государство. Но за три-четыре месяца эта возможность была утеряна. Не думаю, что кто-то имел в портфеле готовый вариант, который потом и реализовался. Существовало несколько вариантов. Но еще утром того дня никто не знал, что сложится именно так. Для меня вопрос был один: не станет ли это повторением югославского варианта? Ведь рядом с нами распалось такое же федеративное государство, но распалось в крови. Это была главная задача – избежать повторения трагических событий. Меня, например, югославский сценарий просто по ночам преследовал. Мы стояли на краю той же пропасти…

Белоруссия, вспоминает Козырев, больше других должна была хотеть сохранения Союза. Но и здесь были очевидны настроения в пользу независимости и полного суверенитета. Из Минска российскую делегацию повезли в Беловежскую Пущу. Ельцин оказался там вечером. Кравчук приехал раньше и отправился на охоту. Он подчеркнуто старался держаться в стороне.

Когда три лидера встретились, они еще не знали, чем закончится встреча.

«Кравчук приехал напряженный, – вспоминает Андрей Козырев. – Он ожидал, что Ельцин будет угрожать, выдвинет какой-то силовой ультиматум с требованием подчиниться Москве. В таком случае сама идея трехсторонних переговоров потерпела бы крах и дело кончилось бы разрывом между Москвой и Киевом… За этим маячили хаотический распад Союза, рост взаимного недоверия, а может быть, даже и ненависти. Мы приехали с вариантом сообщества или союза демократических республик… Украинцы долго не раскрывали своих намерений, так же, впрочем, как и белорусы».

Когда в Беловежской Пуще появилась российская делегация, сели ужинать. Ельцин и Бурбулис завели разговор о том, что, как бы ни развивались дальше события, три славянские республики должны держаться вместе.

Украинские делегаты в кулуарах подошли к Гайдару, Козыреву и Шахраю, которого Ельцин сделал государственным советником РСФСР по правовой политике:

– Ребята, с чем приехали? Если собираетесь давить в пользу Союза, то Кравчук уедет, потому что Верховный Совет Украины согласен только на независимость. Разумнее идти по пути объединения независимых государств, но без подчинения единому центру.

Тем не менее Борис Николаевич разговор начал с того, что сообщил: он имеет поручение Горбачева договориться с Украиной о подписании нового Союзного договора. Положил на стол предложенный Горбачевым проект и передал слова Михаила Сергеевича: Украина может внести любые изменения, хоть полностью переделать текст, главное, чтобы подписала. Ельцин добавил, что, если Украина согласна, он тоже поставит свою подпись.

Все зависело от Кравчука.

Леонид Макарович твердо сказал, что Украина Союзный договор не подпишет:

– На Украине ситуация уже изменилась. Состоялся референдум.

Кравчук зачитал акт о независимости и назвал цифры проголосовавших «за» по регионам.

Ельцин был поражен:

– Это просто непостижимо! Что, и Донбасс проголосовал «за»?

– Да, – подтвердил Кравчук. – Нет ни одного региона, где было бы меньше половины голосов. Так что ситуация, как видите, изменилась существенно. Нужно искать другое решение.

Вот тогда и началось обсуждение идеи не единого государства, а союза государств. Борис Николаевич предложил поручить экспертам за ночь разработать идею союза братских стран. Гайдар, Козырев и Шахрай уединились в отведенном для российской делегации особняке и задумались над основными элементами возможного проекта соглашения. Той ночью им предстояло ответить на главный вопрос: как три союзные республики могут заключить договор без участия других республик?

Выход нашел Сергей Шахрай.

«Именно ему, – вспоминает Козырев, – принадлежит следующий аргумент: СССР создавался в 1918–1921 годах четырьмя независимыми государствами – РСФСР, Украиной, Белоруссией и Закавказской Федерацией. Поскольку ЗСФСР перестала существовать, остались три субъекта, некогда образовавшие Союз, причем их право на самоопределение неизменно сохранялось и в вариантах союзных договоров, и в Конституции СССР.

Таким образом, с чисто юридической точки зрения в Беловежской Пуще собрались полноправные руководители трех полноправных же субъектов объединения, называвшегося СССР. Поэтому они были вправе принять решение о расторжении связывавших их до сих пор уз».