Читать книгу "Дело принципа - Денис Драгунский"

– Вам скучно одному! – расхохоталась я. – Вы хотите, чтобы мы были вдвоем?

Он осторожно посмотрел на меня:

– Не смею вам это предложить.

– Правильно не смеете, – сказала я. – Считайте, что я уже отказалась. Отдаться – может быть, со временем. А ввязываться в эти дела – ни-ни. Папа заругает.

– Так, – сказал он и достал из пакета кучу фотографических карточек и разложил их на столе лицом книзу. – Пусть это будет игра, – сказал он. – Не воспринимайте то, о чем я говорил, слишком серьезно. Вы, наверное, решили, что я заговорщик, революционер. Наоборот. Но, может быть, вы и правы. Революционер наоборот… Вы любите кайзера?

– Обожаю, – сказала я.

– Не издевайтесь, – сказал он.

– Почему это я должна издеваться? Господь с вами. Я верноподданная кайзера. Верноподданная нашей великой империи. Кроме того, я аристократка. Древней крови. Я, разумеется, очень уважаю и да, можно сказать, в каком-то смысле люблю – как весь народ любит своего монарха – да, я люблю кайзера. Тем более что лично от кайзера я не видела ничего худого. Более того, видела даже доброе.

– Вот как? – удивился Фишер. – Расскажите.

– Ах, ерунда в сущности, – сказала я. – Поскольку моя мама единственная и последняя носительница фамилии фон Мерзебург, в ответ на ее прошение кайзер всемилостивейше соизволил разрешить ей передать эту фамилию ее единственной дочери, то есть мне, с дозволением передать ее моему сыну, если таковой случится, вместе с графским титулом. То есть я не графиня, а вот мой сын будет графом фон Мерзебург. А если не будет сына, то даже дочери для передачи внуку, вот тем же самым манером. Добрый милый дедушка-кайзер!

– Отлично, – сказал Фишер, – а теперь посмотрим сюда, – и стал переворачивать фотографии.

Глава 23

Он стал переворачивать фотографии, приговаривая при этом:

– Старинный полицейский анекдот про фотографии, помните? Полицейский инспектор показывает арестованному пачку фотографий. «Вы знаете этих людей? Кого вы здесь знаете?» Арестованный отвечает: «Этого не знаю, этого не знаю, этого не знаю. Не знаю, не знаю, не знаю. А вот эту рожу поганую, этого подлеца – вообще ни разу в жизни не видел, не встречал и вообще не знаю, как зовут!»

Отто Фишер засмеялся.

Почему-то вот с этой минуты я стала в уме иногда называть его не «господин Фишер», а «Отто Фишер» или просто «Фишер». То есть как будто мы теперь друзья и даже сообщники.

– А что, я уже арестована? – спросила я.

– Бог с вами! – Он даже рассердился чуточку. – Это просто шутка. У вас что, совсем нет чувства юмора?

– Не знаю, – сказала я. – Когда мне смешно – я смеюсь. А какого-то там особого чувства юмора у меня нет. – Отто Фишер посмотрел на меня очень внимательно. – Это такая шутка! У вас что, совсем нет чувства юмора?

Он засмеялся в ответ.

– Итак, приступим, – сказал он.

Фотографии лежали на столе. Их было штук двадцать. Вернее, не штук двадцать, а точнехонько двадцать штук. Четыре ряда по пять. Фотографии были разные. Большинство – нормальные кабинетные снимки, портреты. Внизу даже виднелись вензеля фотографов. Некоторые были сфотографированы на грязно-сером фоне. Рядом с головой была приспособлена линейка. То есть это явно были полицейские фотографии. Но все они были пересняты на одинаковые квадраты матовой фотографической бумаги. Наверное, господин Фишер и в самом деле работал в каком-то полицейском управлении, где ему изготовили это лото.

– Итак, – сказал он, – посмотрите повнимательнее. Кого из этих людей вы знаете?

Я присмотрелась. Большинство лиц были совершенно незнакомые. Только один молодой человек в кадетской фуражке и френче с орлами на стоячем воротничке был отдаленно похож на брата моей подруги – Луизы Гунст, а вернее говоря, он был как две капли воды Луиза, а она говорила, что ее брат кадет. И хотя я ни разу его в глаза не видела, я почему-то была уверена, что это он и есть. Фридрих Гунст.

Я сказала об этом Фишеру.

– И это все? – удивился он.

– Да нет конечно, – сказала я. – Вот мои новые друзья – Анна и Петер, – я вытащила их из общего пасьянса и отодвинула к углу стола. – Да вы и сами знаете, что я их знаю.

– Еще? – спросил Фишер.

– Еще, еще, еще… – протянула я. – Вот этот господин – официант в «Трианоне». Вот еще один господин, который все время там сидел на маленьком двойном диванчике у окна. Сидел и читал газеты. Я его видела там, наверное, столько же раз, сколько заходила в эту кофейную. Кажется, это драматический писатель Буркхаймер, он пишет либретто к новейшим операм. Пожалуй, все. Ах, нет. Еще вот этот арестант. Где я могла его видеть? – Я взяла его фотографию двумя пальцами, всмотрелась в его темное, наверное, смуглое лицо с красивыми, слегка сросшимися бровями. – Нет, – сказала я Фишеру, – все-таки нет.

– Ну а вот эту даму? – спросил он. – Неужели вы ее никогда не видели? Впрочем, откуда мне знать? Отвечайте.

На фотографии была довольно красивая женщина с какой-то странной прической. Вроде бы обыкновенный, но как-то необычно высокий пучок, торчащие из него шпильки и пряди волос, идущие к пучку от ушей большими полукружиями. Что-то китайское.

– Что-то китайское, – сказала я вслух.

– Верно, – сказал Фишер, – китайская маскарадная прическа. Эта женщина имеет поразительный вкус к жизни. Там, где другая ограничится желтым халатиком и какой-нибудь побрякушкой – я говорю о маскараде в китайском стиле, вы понимаете? – она не поленится полностью изменить свою прическу.

– Завидую, – сказала я, – но не узнаю.

– Врете или на самом деле? – спросил Фишер. – Даже не знаю, что тут удивительнее.

– А что такое? – рассеянно спросила я, продолжая вертеть в руках фотографию женщины с китайской прической и остро подведенными глазами.

– Ну как вам сказать, – усмехнулся Фишер. – Если вы врете, значит вы считаете меня за полного дурака. А это, видит бог, несправедливо. А если вы действительно не узнаете свою мать – графиню Гудрун фон Мерзебург, то значит, у вас, уж извините, что-то с головой.

– А вам трудно было дать нормальный портрет?! – закричала я. – Зачем эти маскарадные штучки? – я стукнула кулаком по столу, прямо по одной из фотографий, и увидела, что это тоже мамин снимок. И еще, и еще – всего четыре штуки, если считать этот, в китайском стиле. Наверное, у меня в самом деле что-то с головой. Ну и ладно. Придется донашивать ту голову, какая есть. Ноги у меня некрасивые, голова сумасшедшая – ну и что мне теперь, с моста в реку? А не нравится – подите все к черту!

Я так и сказала Отто Фишеру и встала из-за стола.

– Допейте кофе, – сказал он, – доешьте штрудель.

– Ну хорошо, – сказала я садясь. – Вот мы с вами узнали, поняли и удостоверились, что этих людей я знаю и помню. Вы бы еще добавили сюда моего папу, наших слуг и мою гувернантку – госпожу Антонеску. Какой смысл?