Читать книгу "Крылья - Кристина Старк"

Я стоял у наглухо закрытой двери из бронированного стекла и смотрел на свое родное тело, которое сейчас не смог бы разбудить даже рев реактивного двигателя. Я редко приезжал сюда, в этот закрытый для посторонних и особо охраняемый отдел клиники Уайдбека, потому что это место всегда переполняло меня тоской и раздражением. За стеклом, на кровати, обвешенное проводами и датчиками, лежало худое, болезненно-бледное тело, только отдаленно напоминающее того парня, которого я с детства привык видеть в зеркале. Лицо заросло щетиной и прикрыто кислородной маской, безжизненные руки вытянуты по швам, что там с остальной частью, укрытой одеялом, даже знать не хочу. Я никогда не страдал от недостатка женского внимания, но, боюсь, сейчас это тело вряд ли смогло бы кого-нибудь впечатлить. Пока я сам мог двигаться, бороться, жить – мое тело могло только слабо дышать и ходить под себя… Ладно, и на том спасибо. Я давно смирился с тем, что оно не в состоянии удерживать мою душу. Гораздо более тяжело было примириться с другим его врожденным пороком: неспособностью влюбиться в кого-то так, чтоб вылетели все мозги. Словно этому телу недоставало каких-то особенных нервных клеток, каких-то особенных гормонов, на которых бы росли и распускались изумительные цветы Инсаньи…

«Помнишь ту русскую красотку, тело которой мне однажды досталось? – как-то спросила Эланоидес. – Она была оперной певицей! Помню, проснулась утром, хлебнула кофе, побежала принять душ. Обычно я пою Бритни Спирс под душем, ты в курсе, ха-ха, но в тот раз… Крис, рассказываю и меня снова бросает в дрожь! Горячие струи ударили мне в спину, и я вдруг как запою! Да еще и целую арию! Оперным голосом! Арию “Цветочного Дуэта” из оперы “Лакме”, если тебя интересуют подробности. Да-да, не смейся! Божественная ария прямо в моей ванной, посреди кафеля и мочалок! Мой голос вибрировал в замкнутом пространстве, я стояла, пела и плакала от счастья, роняя на пол куски мыла… Бойфренд думал, что я совсем с катушек слетела. Не передать словами, как я скучаю по тому голосу, который тогда рвался из моей груди. Сейчас мне уже так не спеть. Хожу в оперу каждые выходные с коробкой бумажных платков. Наваждение какое-то…»

То же самое будет со мной. Я буду наслаждаться этим чувством до последнего, потом вернусь в свое родное тело, не подверженное любовной коррозии, и до конца жизни буду похож на наркомана, который ушел в завязку, но навсегда запомнил свой самый яркий приход. Как и Элли, буду помнить свою арию нота в ноту, даже когда не смогу выдавить из себя ни звука…

Я снова и снова возвращался к месту, помеченному большой красной буквой Л, бродил по кругу, как зверь, пытаясь найти лазейку. Лазейку, через которую я смог бы вырваться из ловушки этих обстоятельств и вернуться к Лике. Но выхода из этого плена не было, как я ни бился о прутья. Я не смогу полюбить ее, когда вернусь в свое тело. Моя чаша опустеет, а чаша Лики – останется наполненной до краев, и весы, которые должны быть в равновесии, перевернутся вверх дном. Что ей тогда останется? Любить того, кто не любит ее? О нет, надеюсь, Лика не готова жертвовать собой настолько. А если и отважится любить за двоих, как это пыталась сделать Катрина, то ее пыл точно поугаснет после того, как я сменю оболочку ее смазливого братца на оболочку истощавшего дистрофика. А потом уйду в прыжок в тело какого-нибудь безногого старика с Ближнего Востока… Или… да пофиг откуда. Все старики одинаково противны.

Я кружил, не находя решения. Умирая без нее, но не в состоянии сделать то, что в конце концов могло подтолкнуть ее к краю. Зачем заставлять человека прыгать с обрыва, если не сможешь поймать?

Пусть лучше ее держит тот, чьи руки никогда не разомкнутся. Кто будет любить так же легко, как дышит. Кто будет верен своей оболочке и никогда не заставит ее обнимать тело, которое она видит впервые. Единственное, чего он не сможет, этот прекрасный принц, которого я уже сосватал тебе, Лика, – это объяснить тебе, кто ты и что с тобой происходит. Но я восполню этот пробел. Прикачу к тебе однажды издалека, расскажу тебе одну старинную легенду из коллекции династии Фальконе, подарю Большую Черную Книгу, перевязанную шелковой лентой. Чем черт не шутит, привезу тебя с твоим ухажером в Швейцарию познакомиться со всеми теми, кто болен такой же болезнью. Заодно введем в курс дела твою драгоценную мать. Я сделаю все это, когда сменю тело. Когда буду чист. Когда моя Инсанья к тебе не заставит меня рухнуть к твоим ногам сразу же, как только я увижу тебя снова…

«Решено, прикончи остатки силентиума, хуже не станет. Люби ее еще три года как чокнутый. Потом вернись в свое тело, упакуй Черную книгу в золотую бумагу и шагом марш в Симферополь. Как тебе такой план?»

– План – откровенное дерьмо, но раз никакого другого нет…

Я побрел по коридору, заглядывая в палаты. Гробница Кора, ха-ха. Скотина. Надеюсь, у тебя появится хотя бы один пролежень. Апартаменты Альцедо: русые кудри, легкая светлая щетина, полуулыбка на губах. Даже в коме брателло напоминает юного рок-певца, отсыпающегося после долгой горячей ночи с легкими наркотиками и легкими девушками…

Дальше по коридору с черной мраморной плиткой. Ряды палат, охраняющие покой заколдованных людей. Или монстров, просыпающихся, когда приходит время. Едва сдержал смешок: один в один вампирское подземелье, разве что гробов не хватает… А вот и покои самого Дракулы. Отец, в отличие от других, выглядел здоровее некуда: смуглый, массивный, черноволосый мужчина, едва-едва перешагнувший шестидесятилетний рубеж и не знавший прыжков последние лет десять. Черт возьми, в какое же неподходящее время он ушел. Мне не терпелось расспросить его кое о чем. Неужели за всю свою долгую жизнь, совершив десятки прыжков, он ни разу не столкнулся лоб в лоб с Инсаньей? Счастливчик. Или бедняга?

Еще одна палата в самом конце. Белокурый ангел на гиацинтово-синих простынях. Пусть твое ложе будет самым мягким, обожаемая soror. Я было продолжил свой путь, но тут же вернулся, снова ткнувшись лбом в стекло и отказываясь верить тому, что только что увидел: сестра спала мертвым сном, лицо словно высечено из камня, веки крепко сомкнуты, но по ее щекам текли слезы.

* * *

Еще один месяц в копилку бестолково прожитых дней. Еще миллион кругов по клетке в поисках лазейки. Еще одна схема лечения, на этот раз для себя самого: с утра пораньше – силентиум (надежда умирает последней!), на завтрак – кофеин, чтоб не заснуть на работе, днем – ненавистная пища, чтобы стоять на ногах, вечером – алкоголь, чтоб ни о чем не думать, и успокоительное на ночь, чтоб не купить билет до Симферополя, послав все к чертям. Я мало виделся с Альцедо и совсем редко захаживал домой. Мама переносила отсутствие отца так же легко, как переносила бы насморк. Я неизменно видел ее в прекрасном расположении духа, шли точно по плану все ее светские вылазки и благотворительные вечеринки. Я не мог отделаться от мысли, как бы она жила, будь у нее к моему отцу бурная, сокрушительная Инсанья? О, уверен, она бы не смогла спокойно спать, пока Неофрон не привез бы его домой. Что было бы со мной, если бы Лика вдруг ушла в долгий, полноценный прыжок? Да я бы с катушек слетел от страха, никаких сомнений.

А потом в этом сонном царстве наступил переполох. Сестра закончила реабилитацию и собиралась вернуться домой. Я ждал этого момента, скрестив пальцы.