Читать книгу "Молния Господня - Ольга Михайлова"

Леваро, появившийся с растерянным выражением на застывшем лице, заставил его вздрогнуть от неожиданности.

- Не может быть... Кто бы мог подумать! Всё точно. Настоящая!!

Инквизитор непонимающе взглянул на прокурора. "Ты о чём, Элиа?"

- Ты утверждал, что задница у конюха не накладная. Точно. Я обомлел. Настоящая!

Если бы не столь сильно болела голова, Джеронимо расхохотался бы. А так его хватило лишь на утомлённую улыбку. Он воззвал к логике.

- Да зачем, подумай, он бы её накладывал-то?

- Да, пожалуй... Но сорок лет живу - такой не видывал!

-Возблагодари же Господа, дорогой Элиа, - усмехнулся Джеронимо, листая рукописную инкунабулу, - открывшего тебе в столь зрелые годы знание, обогатившее тебя пониманием неисчерпаемости разнообразия мира. Хм! Чудно-то как, вчитайся. Некий Николо Фламмель, о нём ещё говорил этот finòcchio Диосиоконте, так вот он рекомендует смесь от того, что, как ты уверял меня, является несчастьем для мужчины. "Возьмите семя репейника, истолките его в ступке, добавьте левое яичко трехлетнего козла, щепотку порошка, изготовленного из жабы, пойманной в месяц Рыб, и не когда-нибудь, а только в первый день новолуния, но сожженной на седьмой. Надо кипятить смесь до тех пор, пока она не загустеет; после этого добавить четыре капли семени крокодила и все процедить через фильтровальный мешок. Процеженная жидкость и есть то, чем следует растирать гениталии человека, лишенного мужской силы. Эффект от жидкости мгновенный и чудодейственный. Но так как крокодилы редки в нашей стране,- осторожно замечает этот Фламмель, - и потому трудно раздобыть семя этого животного, его можно без ущерба заменять семенем очень многих пород собак,- эта смесь утраивает мужскую силу..." Тебе не нужно?

- Нет, - твердо отозвался Элиа.

- E bene. Месяц Рыб, это март, кажется? Хм, какие же им жабы-то в марте? О, а вот и рецепты увеличения детородного органа. - Он перевернул носком сапога страницу. - Эпоха нуждается в гигантах! Для похотливых сучек нужны la grandezza straordinaria de" membri... Конюховы... Тут приводятся и составляющие, смотри-ка: "Надо взять зерна цветка "satyrion pignon", зеленого аниса, сурепки в равных частях. Прибавить немного мускуса, измельченный хвост ящерицы, унцию крысиного яичка, печень малиновки, разрезанный на мелкие кусочки кошачий ус, два рога улитки, мозг воробья и траву, называемую птичьим языком, а по научному omittiogioss, c небольшим количеством мух кантарид. Весь этот набор следует сварить в очищенном меду. Каждое утро натощак принимать приготовленной смеси весом в одну драхму в течение первых восьми дней и весом в один сольдо все последующие дни...". А почему нет зуба ехидны, как у Горация? Тебе не нужно? - обернулся он к Элиа.

- Нет. - Ещё твёрже отозвался Леваро.

- E bene...

Они едва дошли на нетвёрдых ногах к себе в Храмовый переулок. Полночи Джеронимо не мог уснуть. Болела от смрадных ароматов голова, от воспоминания увиденной мерзости передергивало. Но к его удивлению, эта ночь стала для него переломной, на пике пережитого гнева он неожиданно ощутил в себе новую, неведомую ему раньше силу. Вианданте совершенно успокоился. Из виска словно вынули иглу. Боль незаметно утихла, и в нём растворилось безотчётное, мягкое ликование. Он уже прошёл свои девять кругов Ада, и почувствовал, как из адской бездны по спине Дьявола, подобно Данте - оказался в новом измерении. Он обрёл почву под ногами.

Да, в нём девятикратно перевернулась душа - но не изнемогла.

Раньше в нём болело и надрывалось скорбью сердце из-за каждой души, потерянной для Бога. Теперь же Вианданте до конца постиг ужас и величие бесконечной человеческой свободы, которая сама, в своём произвольном движении, не завися ни от кого во Вселенной, выбирает - Бога или Дьявола. Не дьявол искушает её, но внутренняя похоть, алчность и гордыня. И преодолеет ли она эти искушения - зависит только от неё...

Что Дьявол? - смешная мартышка, вечно пытающийся взлететь кривляющийся скоморох с голой задницей, двигающийся труп висельника. Круги опадают, кадавры исчезают, как тени. Зло есть бессилие и потому не может ограничить абсолютной силы, так как - ничтожно. Аквинат прав. Джеронимо вздохнул. Он никогда не роптал на Бога. Но... кем, в самом-то деле, Господь считает человека? Не слишком ли много неоправданного доверия и уважения к нему? "Quid est homo, quia magnificas eum? аut quid apponis erga eum cor tuum? Visitas eum diluculo, et subito probas illum?..."

Почему, зная всё ничтожество устремлений и помыслов "наполнителя нужников", ему - единому из всей твари - Им дана такая бесконечная и страшная, безмерная и безосновательная Свобода? Впрочем, смиренно решил Вианданте, глядя на лик Христов, ему недоступны скрытые помыслы Творца, кои, безусловно, таят в себе великий, превосходящий его слабое понимание, смысл...

Неожиданно в нём зазвучали новые мысли.

В присущей творению свободе - абсолютное совершенство плана Творца. Глупец мысленно исправляет мироздание и полагает, что сделал бы лучше, насильственно сотворив людей неспособными к злу, сразу приведя бытие в то совершенное состояние, где людей привлекало бы лишь добро. Но этот план выдает лишь предел человеческой ограниченности. Ничтожество ты, Перетто. Творец не создал насильственно совершенного и доброго бытия, ибо такое бытие не было бы ни совершенным, ни добрым, ведь основа совершенства и добра - в свободной любви к Богу, в свободном соединении с Ним. Вот Его распахнутые тебе навстречу объятья - что и когда, кроме собственной порочности и духовной лени, может помешать тебе прийти туда? В плане творения нет насилия ни над одним существом, каждому дано осуществить свою личность, заложенную в Боге, или загубить ее, стать кадавром, жалкой пустышкой, "наполнителем нужников". Если кому-то претит любовь Божья, - он гибнет по своей вине окончательно и безвозвратно, и страдания его не должны вызывать жалости. Глупо врачевать трупы. Мерзость надо сжигать.

Бог возжелал свободной любви свободного человека. Те же глупцы-гуманисты, что отвергают Бога на том основании, что в мире существует зло и хотят принуждения в добре, лишают человека его высшего достоинства - его свободы, делают его ничтожной марионеткой в руках дьявольских сил.

Вианданте встал, поняв, что не заснёт, ходил, не касаясь земли. Спустился вниз по лестнице. Не удивился, увидев на фоне окна силуэт Элиа. Тот тоже не мог уснуть и тщетно пытался вылечить головную боль верначчей. В его фигуре, исхудавшей и вытянувшейся, в тёмных глазах, в последнее время становящихся все более отрешёнными, стало проглядывать что-то монашеское. Джеронимо подошёл, сел рядом. Оба долго молчали. Медленно светало. Где-то в отдалённом дворе пропел петух. Схоластик, свернувшийся клубком на кухонном ларе, открыл глаза и потянулся, изогнув чёрную спинку и согнув дугой полосатый хвост.

- Луиджи сказал, что передумал жениться, - хрипло проговорил, наконец, Элиа. - Он утверждает, что эти времена последние. Эпоха Бога, говорит, кончилась. Началась Эпоха Дьявола. Джеронимо рассмеялся. Он и не знал, что Салуццо склонен к таким философским обобщениям.