Читать книгу "Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - Тумас Шеберг"

Обращаясь во многих своих фильмах к проблемам религии, Ингмар Бергман считал свою пятую жену наименее религиозным человеком, какого возможно себе представить. “Однако она ежедневно совершает благие дела”, – говорил он Биргит де Геер. Правда, отдача не была взаимной. Все вращалось вокруг потребностей и желаний режиссера. Когда у Фредрика фон Розена, сына Ингрид Бергман от первого брака, родился сын, она хотела, чтобы малыша крестили в поместье Ильсхольм, принадлежавшем семье Карлебу в Рослагене, у пролива Ветёсунд. Но Ингмар Бергман не позволял ей покидать Форё больше чем на два дня, и крестины устраивала сестра.

В мире Бергмана все, что могло помешать ему и его жизни, следовало устранять. В браке с Ингрид Бергман это означало: все, что могло мало-мальски отвлечь ее внимание от него, следовало держать на должном расстоянии. В особенности ее детей.

Он старался отделаться от всего окружения Ингрид, от всех, кто хоть что-то для нее значил. Такой вот собственник. На первом месте всегда он, Ингмар. А она любила своих детей. И очень тяжело переживала, что они не могли быть с ней. Правда, от меня он так и не сумел отделаться. И волей-неволей смирился, —

говорит Биргит де Геер.

Ингрид Бергман, выросшая в гостеприимной атмосфере семьи Карлебу, добилась, чтобы муж открыл Форё своим детям. Впервые это произошло в 1978 году, когда ему исполнилось шестьдесят. Через десять лет она решила повторить праздник. Но и на сей раз ей пришлось нелегко. “Ингмар боялся своих детей, он ведь почти никогда их не видел. И этот элемент ужасно ему мешал”. В конце концов он согласился отпраздновать свое семидесятилетие на Форё, но поставил условие: он наденет коричневый вельветовый пиджак и все время будет ходить в нем. Она не возражала.

Сестре показалось, что Ингрид Бергман выглядела усталой, и она отнесла это за счет протестов капризного мужа.

За ужином, когда все мы сидели вокруг накрытого стола, пришло время речей в честь Ингмара. Биби Андерссон говорила блестяще, без бумажки. Еще выступили Харриет Андерссон и Свен Нюквист. Один красноречивее другого, а Ингмар нервно ерзал на стуле. Потом встал Ян Бергман [сын от брака с Эллен. – Авт.] и произнес чудесную речь – в честь Ингрид. Сказал, что благодаря Ингрид на старости лет обзавелся братьями и сестрами, каких у него раньше не было. И отцом. Ингрид рассказывала мне, что утром посыльный принес ей большой букет красных роз. От Яна.

После смерти Ингрид Бергман режиссер впал в состояние похожее на транс. В доме на Форё повсюду стояли ее фотографии. И в дальнем конце дома, чтобы пожелать доброй ночи, и на столике возле кровати, чтобы поздороваться утром.

Она стала святой. Он говорил, что только тогда начал понимать, какой уникальной личностью она была – самоотверженной, веселой, цельной, талантливой, —

говорит Биргит де Геер.

Похоронами занималась сестра. Режиссер был не в силах.

Я сказала ему, что не могу, что горюю не меньше его. Но он знал, что я человек дисциплинированный и сделаю все как надо, и я сделала. Он попросил меня выбрать надгробие. Я не могу выбирать за тебя, ответила я. Конечно же можешь, сказал он. И место для могилы тоже пришлось выбирать мне.

Ингмар Бергман не хотел речей, священник должен был произнести короткую речь, о певице и о хоралах вообще ни слова не говорили. Но когда он сказал: “И никаких поминок”, она запротестовала: “Раз ты хочешь, чтобы я все устроила, то мне и решать! Поминки будут обязательно, так нужно всем нам”.

Сперва Ингмар Бергман хотел уклониться от похорон жены, поскольку думал, что запаникует. При нем была сестра Ингегерд из Софийского приюта, которая в последнее время ухаживала за Ингрид Бергман, и они заказали в прокатной фирме “Фрей” автомобиль, чтобы добраться до кладбища в Рослагс-Бру под Норртелье. По дороге Бергман велел шоферу повернуть обратно в Стокгольм, но сестра Ингегерд уговорила его принять еще таблетку успокоительного. И режиссер приехал на похороны. “В итоге он испытал облегчение. Спросил меня: “Знаешь, почему я сегодня приехал? Не ради Ингрид, она бы меня поняла, если бы я запаниковал. Я приехал ради тебя”.

В своем завещании Бергман написал, что после его кончины он и жена должны покоиться бок о бок. Сначала и его тоже предполагали похоронить на кладбище Рослагс-Бру. Но позднее он передумал. “Когда я умру, ты перевезешь ее на Форё”, – сказал он свояченице. Сам он был не в силах, а уговаривать детей Ингрид Бергман не хотел. Их взаимоотношения не позволяли ему обратиться к ним с просьбой.

Оставалось только одно – надгробие. По поводу надписи между Ингмаром Бергманом и Биргит де Геер возник небольшой спор. Еще за двенадцать лет до ухода режиссера она, по его желанию, велела выгравировать на надгробии и его имя. “Он спросил, не считаю ли я, что это глупо. Вовсе нет, ответила я. Только вот вдруг ты опять женишься? Нет, сказал он. С женитьбами покончено”.

Часть 3. Проект

У Ингрид Бергман режиссер наконец-то обрел дом. Можно так сказать. После десятилетий вероломства обрел защищенность, какой прежде не имел. Выходит, постоянной погоне за вдохновением, за новым стимулом настал конец? Тут можно лишь строить домыслы. По словам племянницы Бергмана Роуз Бриттен Остин, из всех дядиных женщин именно Ингрид больше всего напоминала ему Карин Бергман. Ингмар Бергман сильнее всего на свете любил свою мать, и в Ингрид нашел себе на остаток дней понимающую и заботливую спутницу жизни. С ней ему не грозили всевозможные досадные моменты, которые нередко случались и от которых он как родитель маленьких детей бежал. У Ингрид Бергман было не только много общих качеств со свекровью, встречаться с которой ей не довелось. Они и внешне походили одна на другую. Так что вполне можно предположить, что это усиливало у режиссера ощущение, что он обрел родной приют. К тому же июньским вечером 1951 года, после первой встречи с Гюн Грут, Карин Бергман записала в дневнике: “Она либо наивна, трогательна и мила, а тогда, возможно, в точности такая женщина, какая нужна Ингмару, либо упорно хочет сыграть роль, и тогда это долго не продлится”. То есть мать считала, что знает: сыну требуется до самоотречения заботливая женщина. Протестующих и самостоятельных просят не беспокоиться.

Пер Люсандер, давний киноэксперт, сценарист, руководитель Гётеборгского городского театра и ректор Драматического института, полагает, что Ингрид фон Розен стала добрым гением Бергмана. Она побуждала его примириться – и с самим собой, и с многочисленными детьми. Теперь он будет вести себя как следует, начнет большой “примирительный отцовский проект”. Он собрал своих детей на Форё, и существует сделанное на его дне рождения в 1978 году классическое фото, где он с цветочным венком на голове сидит в окружении детей на крыльце дома. И выглядит совершенно довольным. Событие настолько уникальное, что “Афтонбладет” написала в газетном анонсе: “Впервые вместе: ИНГМАР БЕРГМАН И ВСЕ ЕГО ДЕТИ”. Мария фон Розен сидит с левого края, но тогда она еще не знала, что он ее отец.

До тех пор Бергман никогда не принимал на себя родительскую ответственность. Не желал играть роль отца семейства. Одна из дневниковых записей Карин Бергман от 1952 года весьма удачно резюмирует, в чем тут дело. Она писала, что его первая дочь оказалась как бы брошенной на произвол судьбы, поскольку ее мать Эльса Фишер-Бергман, по-видимому, не умела позаботиться о ней, и что ей хотелось бы иметь возможность вмешаться. И дальше, об отсутствующем отце: “Да, интересно, как будет с Ингмаром, когда его дети начнут взрослеть и он почувствует их отчуждение”.