Читать книгу "Ангельский концерт - Андрей Климов"

— Это ничего не могло изменить. Она не смогла бы представить убедительных доказательств, а на слово я ей все равно бы не поверил.

Он говорил правду. Ева и бедняга Интролигатор ошибались, думая, что, выполнив волю Дитмара Везеля, Нина Дмитриевна могла спасти себя и мужа.

Вот теперь нужно было уходить. Я пропустил вперед Еву, и пока шел к двери, взгляд убийцы не отпускал моего затылка.

— Да благословит вас всемогущий Господь, — с иронией произнес он нам вслед, но я даже не обернулся.

Из отеля «Спорт» нас вынесло, словно щепки в половодье. Я остановил первое попавшееся такси, мы рухнули на заднее сиденье, и когда машина тронулась, я сгреб Еву, бормоча всякую бессвязную чепуху.

Все это продолжалось до тех пор, пока позади не осталась станция метро «Звездная» и еще много разного. И только когда впереди показался ведомственный дом МВД — безобразный шестиэтажный чемодан, захвативший целый квартал, — Ева отодвинулась от меня, шмыгнула носом и сказала:

— Знаешь, почему я все это сделала?

7

Она догадывалась, что рано или поздно этот вопрос всплывет, но я нашел в темноте ее ледяную ладошку, сжал и спросил совсем о другом:

— Это правда — то, что ты написала в записке, в самом конце?

— О маленькой рыбке? — удивилась Ева. — Конечно! Кто же шутит такими вещами?

Я почувствовал, как в горле у меня набухает колючий ком, и отвернулся.

Она не думала о том, чем мог окончиться для нее сегодняшний вечер, если бы, например, Сабины Новак не оказалось дома. Или просто не подавала виду.

— Когда я понял, что ты в одиночку отправилась в «Эдем»… — мне пришлось откашляться, чтобы голос звучал твердо. — Нет, иначе — когда я увидел тело Интролигатора на полу и понял, что…

— Он мертв? — вскрикнула она так, что водитель покосился на нас через плечо. — Петр Ефимович умер?!

— Да, — сказал я. — Тут уже ничего не поделаешь. Это случилось без тебя?

— Бедняга… — пробормотала Ева. — Я была там, когда они набросились на него, эти двое, — ты их видел в гостинице. Я сразу поняла, что, если они не оставят его в покое, он просто отдаст Богу душу. И закричала, чтобы его не трогали, что я сама все знаю… Тогда один из них зажал мне рот ладонью, заломил руку и потащил к двери, но я успела заметить, как Интролигатор поднялся, пытаясь их остановить, а второй, похожий на дохлую моль, толкнул его. Тут дверь захлопнулась, и больше я ничего не могла видеть. В коридоре было пусто, и меня сразу же вытолкали в сад…

— Зачем ты так рисковала? — возмутился я. — Что ты могла знать? Он сказал тебе?

— Нет, — Ева выпустила мою руку и покачала головой. — Не успел.

— Тогда почему?

Она промолчала. Я вытащил мобильный. Батарея была вчистую разряжена, и я спросил у водителя:

— Который час?

— Четверть девятого, — отозвался он.

— Теперь направо и во двор, — сказал я. — Остановите у шестого подъезда.

— Куда мы едем? — спросила Ева.

— Сейчас увидишь.

На повороте я на всякий случай оглянулся — улица позади была пуста.

Такси втянулось в подворотню ведомственного чемодана, облепленного по фасаду бахчевыми, гроздьями и колосьями, будто тут обитали не милицейские и прокурорские чины, а сплошные селекционеры. У шестого подъезда я расплатился и отпустил машину, но попасть в квартиру Гаврюшенко оказалось не так-то просто.

Пока хромой вислоносый охранник в камуфляже с чужого плеча допрашивал нас, а затем звонил наверх, со мной произошла одна вещь. В какой-то момент в моей голове начало прокручиваться кино. Это случилось совершенно неожиданно, но небеспричинно, и длилось не больше минуты. Когда закончилось, я мог точно сказать, что произошло в доме на Браславской шестнадцатого июля сего года.

— В чем дело? — спросила Ева, обнаружив, что я не отрываю взгляда от маленького аквариума на столе у охранника. Там суетились меченосцы и гуппи, а на поверхности воды плавала кормушка, которой не давала утонуть винная пробка.

— Не обращай внимания, — сказал я.

— Вам на пятый. — Охранник щелкнул тумблером домофона и уселся на место. — Проходите!

Мы прошли.

Тут я должен сказать без всяких преувеличений — мне еще не приходилось видеть на лице моего бывшего руководителя практики такого выражения. Не знаю, чему это приписать: мы с Гаврюшенко в прошлом немало грызлись, а порой дело доходило и до серьезных обид, но сейчас на его физиономии было написано чистейшее облегчение.

Прямо на пороге я представил ему Еву; он пожал нам руки и потащил через коридор, заваленный стройматериалами. В квартире бог знает который год шел ремонт, и, кроме как в кухне, поговорить было негде. Ева тут же уселась, опасливо поглядывая на кухонный процессор, не выключенный из сети, а я так и остался стоять. Гаврюшенко сразу же полез в холодильник.

— Ну, — произнес он, выныривая оттуда, — «Каберне» будете? Молдавское, хотя по такому случаю полагалось бы водки. Но нету.

Откуда-то возникли три бокала. Я проглотил свою порцию залпом, подождал, пока в пустом желудке слегка потеплеет, и сказал:

— Алексей Валерьевич! Я знаю, кто убил Кокориных.

Гаврюшенко поперхнулся, отставил недопитое вино и потянулся за своим «Совереном».

— Снова здорово, — произнес он, закуривая и усаживаясь на край подоконника, заставленного кастрюлями. — Тебе не кажется, что это уже попахивает психиатрией?

— Ничего подобного, — возразил я. — Чем угодно, только не этим. Мне известны имя исполнителя, мотив, обстоятельства преступления и парочка пособников, которые, если поработать с ними как следует, могут дать показания. У вас есть для меня двадцать минут?..

— Найдем, — Гаврюшенко выплеснул на дно моего бокала остатки «Каберне». Заглянувшая в кухню как раз в этот момент симпатичная пухленькая жена главы следственного отдела закатила глаза и только после этого поздоровалась. Гаврюшенко махнул на нее рукой, а Ева спросила, можно ли ей привести себя в порядок.

Когда обе женщины удалились, я выложил ему все — начиная с осени пятьдесят седьмого по сегодняшний вечер включительно. Я не забыл Галчинского, супругов Синяковых, несчастного Брюса в яме, прямое признание Соболя, Интролигатора и еще целую кучу вещей и событий. Не упомянул я только «Мельницы Киндердийка», которые тут были ни при чем. Слушая меня, Гаврюшенко не проронил ни слова.

Закончил я вопросом:

— Хотел бы я знать — вещдоки сохранились?

— То есть? — нахмурился Гаврюшенко.

— Я имею в виду вещественные доказательства. Дело давно в архиве, но то, что было собрано на месте, где-то же хранится?

Гаврюшенко хмыкнул.