Читать книгу "Коронация, или Последний из романов - Борис Акунин"

– Что? – насторожился я,почувствовав, что сейчас он сообщит мне нечто очень важное.

– Нет… Ничего. Ждите звонка.

Повернулся и вышел.

Что за гнусная манера!

* * *

Я расположился у аппарата самым обстоятельнымобразом.

Рассудив, что в ближайший час Фандорин мне ужво всяком случае телефонировать не сможет, я взял денег (Эраст Петрович оставилна столе целый пук кредиток), сходил на Мясницкую и купил свежих саек,замечательной московской ветчины и газет. Шкатулку взял с собой. Крепкоприжимал локтем и зорко поглядывал по сторонам – не вертится ли поблизостикакое-нибудь ворье. «Орлов» висел у меня на шее, в специальной сооруженнойладанке из суконного носка.

Моя уставшая от потрясений душа закалилась иподчерствела. Еще несколько дней назад я вряд ли смог бы в такой деньпреспокойно сидеть, попивать чай, закусывать и листать газеты. Как говорится внароде, обкатали Савраску крутые горки.

Про Ходынскую беду городские газеты не точтобы умалчивали – поди-ка умолчи, когда по всей Москве вой и плач, но писалиуклончиво, больше налегая на благотворительные и милосердные поступкивысочайших особ. В этом ощущалась уместная деликатность и забота об авторитетеавгустейшего дома.

К примеру, «Московские ведомости» подробнейшимобразом описывали посещение вдовствующей императрицей Старо-Екатерининскойбольницы, где ее величество подарила каждому из пострадавших по бутылке мадеры.

Государь и государыня распорядились произвестипохороны за казенный счет, а семьям, потерявшим кормильца, назначиливоспомоществование. Поступок в высшей степени благородный, однако мнепоказалось, что газета чересчур уж восторгается щедростью их величеств,оставляя в умолчании причину высочайшей милости. Вряд ли москвичам тон статьипридется по вкусу.

И уж совсем меня расстроила «Московскаяиллюстрированная газета», не придумавшая ничего лучшего как воспроизвестихудожественно исполненное меню грядущего торжественного ужина в Грановитойпалате на три тысячи кувертов.

Бульон Лукулловый

Пирожки разные

Холодное из рябчиков по-суворовски

Жаркое: крупные цыплята на вертеле

Салат

Цельная спаржа

Мороженное

Десерт

То есть я-то отлично видел, что по случаюпечальных событий меню составлено самое скромное, без каких-либо излишеств: чтотакое один салат? Ни осетров, ни фаршированных фазанов, ни даже белужьей икры.Истинно спартанская трапеза. Это поймут и по достоинству оценят приглашенные наужин высокие особы. Но зачем же печатать такое в газете, для многих читателейкоторой и колбаса «собачья радость» – лакомство?

Во всем этом, по зрелом размышлении, яусмотрел не заботу о престиже власти, а нечто прямо противоположное. Очевидно,Симеон Александрович и обер-полицмейстер воспретили газетам свободно писать ослучившемся, вот редакторы и исхитряются всяк на свой лад подогреть возмущениетолпы.

Расстроенный, я отложил газеты и стал смотретьв окно – это на первый взгляд бесполезное занятие отлично успокаиваетрастревоженные нервы, особенно ясным майским вечером, когда тени так мягки изолотисты, деревья еще не обвыклись со своей вновь обретенной листвой, а небопокойно и безмятежно.

Довольно долго я пребывал в тихом,безмысленном созерцании. А когда силуэты домов совсем размылись, стертыесумерками, и зажглись фонари, затрезвонил телефонный аппарат.

– Слушайте внимательно и неп-перебивайте, – услышал я голос Фандорина. – Вы знаете Воробьевыгоры?

– Да, это совсем недалеко от…

– Там есть д-декоративный парк. Мы с вамивидели его из лодки, помните? Помните висячий мост на канатах над оврагом? Яеще сказал, что видел почти такой же в Гималаях?

– Да, помню, но к чему вы мне всё это…

– Будьте там завтра утром. В шесть.Принесите камень и шкатулку.

– Зачем? Что случи…

– Да, и вот еще что, – бесцеремонноперебил меня он. – Не удивляйтесь, я буду наряжен монахом. Скорее всего яопоздаю, но вы, Зюкин, приходите вовремя. Всё поняли?

– Да, то есть нет, я ровным счетомничего…

Раздался сигнал отбоя, и я в крайнемнегодовании кинул трубку. Да как он смеет так со мной обходиться? Ничего необъяснил, ни о чем не рассказал! Как прошло его объяснение с Сомовым? ГдеФандорин сейчас? Почему не возвращается сюда? И, главное, зачем я должен везтив такое странное место сокровища короны?

Я вдруг вспомнил странное выражение, с которымон смотрел на меня при расставании. Что он хотел поведать мне на прощанье, нотак и не решился?

Он сказал: «Отныне наши дороги расходятся».Что если наши пути разошлись не только в прямом, но и в фигуральном смысле?Господи, и посоветоваться-то не с кем.

Я сидел, смотрел на молчащий телефонныйаппарат и напряженно размышлял.

Карнович? Исключено.

Ласовский? Его, надо полагать, уже отстранилиот должности, да если бы и не отстранили…

Эндлунг? Он, конечно, славный малый, но втаком головоломном деле проку от него не будет.

Эмилия! Вот кто мог бы мне помочь.

Нужно протелефонировать в Эрмитаж, сталсоображать я, и измененным голосом, хорошо бы женским, подозвать мадемуазельДеклик…

В эту самую минуту аппарат вдруг очнулся иотчаянно зазвонил.

Ну слава Богу! Значит, Фандорин все же нетакой невежа, как я вообразил. Нас просто разъединили.

Я нарочно заговорил первым, чтобы он повсегдашней своей манере не успел ошеломить меня каким-нибудь новым фокусом:

– Прежде чем я выполню то, что вытребуете, извольте объяснить, – скороговоркой произнес я. – Что сСомовым? И потом, зачем наряжаться именно монахом? Неужто не нашлось другогомаскарада? Это кощунство!

– Mon dieu, что вы такое говохите,Атанас? – услышал я голос мадемуазель и поперхнулся – но лишь намгновение.

Это было просто замечательно, что онапротелефонировала мне сама!

– К кому вы обращались? – спросилаЭмилия, переходя на французский.

– К Фандорину, – пробормотал я.

– Какой монах? При чем здесь Сомов? Я какраз звоню из его, то есть бывшей вашей комнаты. Сомов куда-то запропастился,никто не знает, где он. Но это неважно. Карр убит!

– Да-да, я знаю.