Читать книгу "Равная солнцу - Анита Амирезвани"

— Вперед!

Пришпорив коня, Пери обогнала меня, мчась вдоль покрытых снегом гор. Прекрасная земля вокруг открывалась все шире, промерзшая дорога была пуста. Я старался нагнать Пери, пар дыхания клубился перед лицом, однако мне не удавалось. Ее конь вырвался далеко вперед, и я любовался мастерством наездницы: это случалось нечасто. Она летела словно верхом на ветре. Скоро она превратилась в точку на белом, и стало казаться, что она не вернется больше никогда. Если бы ей было куда умчаться! Обязанности управления дворцом требовали каждой минуты ее жизни. Неудивительно, что ее охватил такой восторг при виде мира свободы.

Далеко отскакав галопом, Пери повернула назад и поравнялась со мной, и дальше мы ехали вместе.

— Как чудесно ощущать себя ничем не связанной! — Кожа ее горела от радости скачки.

— Вы выглядите счастливой, принцесса. Радостно видеть.

— Новый шах и новая эпоха совсем рядом. На этот раз все будет иначе.

— Иншалла.

Мы скакали, покуда не достигли реки, текущей вдоль гор, куда я утром рано отослал золотой паланкин с Азар-хатун. Как только мы подскакали к нему, Азар постлала толстое одеяло, и Пери бросилась на него, а рядом на берегу реки трещал костер. Она сдернула ткань, скрывавшую ее лицо, сбросила просторный теплый халат и минуту сидела, открывшись воздуху свободы. Лицо ее разрумянилось еще сильнее, лоб разгладился — впервые за много недель.

— Ба-а, ба-а! — воскликнула Пери. — И какая радость может быть больше этой! Хотела бы я так жить каждый день моей жизни.

Азар-хатун очистила несколько грецких орехов и протянула нам. Мы с удовольствием съели их, наблюдая за птицами в небе, пока Азар наливала в чаши дымящийся чай. Я вытянул затекшие ноги. Скоро, очень скоро со мной будет моя сестра, и я покажу ей все, что так люблю в Казвине. В свободные дни я буду водить ее на прогулки за город и угощать любимыми блюдами. Как радостно будет узнать друг друга!

Густое облако пыли вдалеке положило конец моим счастливым мыслям.

— Царевна, — предостерег я, — вижу, приближается ваша охрана.

— Так быстро…

Вздохнув, Пери поднялась и нехотя скрылась в золотом паланкине.

Когда ее всадники поравнялись с нами, паланкин Пери занял место во главе каравана, и мы продолжили путь. Двигались мы очень медленно, ведь теперь ее носильщикам приходилось идти пешком. Стоял холодный ясный день, мерзлая земля похрустывала под моими сапогами. Поля, тянувшиеся мимо, летом изобиловали бы пшеницей и ячменем. Пастухи, пасшие овец, кланялись нам и предлагали угоститься молоком. Поблагодарив, мы продолжали путь к ставке.

Наконец я разглядел скопление высоких черных шатров, а вскоре и воинов, несших караул. У въезда в ставку паланкин царевны изысканно приветствовал один из евнухов Мохаммада Ходабанде, а его конюхи приняли наших лошадей. Пери и Азар проводили в палатку, отведенную им в женской части лагеря, а я шел чуть позади.

Палатка была сшита из толстой грубой ткани, чтоб защитить постояльцев от зимних ветров. Евнух откинул полог палатки, и мы вошли внутрь. Там все было убрано рубиново-красными коврами и подушками, будто источавшими тепло. Стены завешены алым атласом, расшитым вьющимися цветами и другими узорами, словно парящими среди них. Мягкие подушки лежали там, где полагалось сидеть, а за длинным вышитым занавесом устроена постель. Внесли деревянные сундуки с нарядами и благовониями Пери.

Мы восхищались палаткой, когда второй евнух расторопно вбежал с горячим чаем и сластями. Подкрепившись, мы разобрали вещи Пери. Когда все было готово, наступило время ужина, который и доставили царевне слуги Мохаммада Ходабанде. Разостлав чистую полотняную скатерть, они поставили большое блюдо с жареной бараниной на горячем хлебе, пропитавшемся мясным соком, а с ними простоквашу и зелень. Я оставил Пери и других женщин поесть, а сам пошел к палатке, назначенной евнухам Мохаммада. Подойдя к ней, я расслышал, что они говорят:

— Видел свиту этой женщины? Она, верно, думает, что сама шах!

— Он семь раз подумает, прежде чем ее задеть с такой-то стражей.

Я усмехнулся. Когда я вошел, то меня приветствовали как старого друга. Мы вместе поужинали, поговорили и попраздновали до поздней ночи.

Следующим утром Пери была приглашена к будущему шаху. Евнух провел нас к его шатру, который для безопасности снаружи ничем не отличался от других. Внутри он был еще роскошнее, чем у Пери. Ковры на полу были густо-индиговые, среди мягкой шерсти, словно звезды на ночном небе, мерцали узоры из белого шелка. Для воды и вина стояли фарфоровые сосуды, которые так и везли всю нелегкую дорогу, несмотря на их стоимость, фарфоровые чаши и блюда. Фрукты, сласти и орехи горами лежали на резных серебряных подносах.

Мохаммад Ходабанде сидел на подушках, справа — его жена Ниса-бегум. Темные глаза его были пустыми, он сидел, чуть подавшись лицом вперед, словно чтоб было удобнее ловить звуки. На нем был коричневый халат, серый кушак и белый тюрбан — строгая одежда, из-за которой он выглядел как священнослужитель. Рядом с ним жена сверкала павлином. Розовый халат сиял на фоне зеленого камзола, сочетавшегося с треугольным головным убором из розового и зеленого шелка. На обоих запястьях блестели золотые браслеты, кольца — на всех пальцах, кроме больших, и громадные серьги из крупного жемчуга и рубинов. Полные губы алели мареной, как и щеки. Муж ее выглядел задумчивым и отстраненным, а она словно разбрасывала искры, как ее украшения. Глаза ее обегали нас и весь шатер с такой скоростью, будто возмещали слепоту мужа.

— Добро пожаловать, сестра. Твой приход к счастью, — произнес Мохаммад.

— Да, добро пожаловать, — добавила жена пронзительным, громким и гнусавым голосом. — Мне редко выпадало удовольствие тебя видеть, но все мы слышали похвалы твоего отца тебе, сокровищу среди жен.

Пери изящно опустилась на подушку лицом к ним, а я остался стоять у дверей.

— Я недостойна ваших щедрых похвал, но благодарна за вашу доброту. Как вы себя чувствуете? Как ваши дети?

— Все здоровы, кроме, конечно, сына моего мужа, Султана Хассан-мирзы, чью утрату мы все еще оплакиваем, — отвечала Хайр аль-Ниса.

— Утрата детей печальнее всего, что можно описать, — сказал Мохаммад. — Поистине, тогда и поблек свет моих глаз.

— Да утешит вас Бог в ваших печалях. Какие ужасные горести вы перенесли!

— Ваши утраты столь же велики, — ответил он.

— Надеюсь, что Бог даровал вам здоровье на эти трудные времена.

— С тех пор как мы последний раз виделись с вами, зрение моего мужа еще ухудшилось, — сказала Хайр аль-Ниса. — Это бедствие для человека, столь одаренного к чтению и сочинению стихов.

— На то воля Бога, — вмешался он с покорным видом. — Теперь я сочиняю стихи в уме, а писцы переносят их на бумагу. Но к этому времени они уже все равно у меня в памяти.

— Не почитать ли нам стихи друг другу? — спросила Пери. — Было бы радостно услышать ваши.