Читать книгу "Лабиринт миров - Евгений Гуляковский"

Но существует не только человеческое зрение… И этому зрению океан энергии представлялся в виде безбрежного огненного моря лавы. Вязкой и невыносимо жаркой. Конечно, тот, кто обладал этим зрением, знал, что образ создан его собственной памятью и вряд ли имеет что-нибудь общее с действительностью, хотя какая-то часть реальности, несомненно, служила для него основой.

В центре огненного океана иногда появлялось лицо… Такое же нечеловеческое, как и все остальное в этом мире. Но это не было лицо демона, хотя власть существа, им обладавшего, значительно превосходила все, что способно было представить изощренное человеческое воображение.

В этот день лицо, появившееся на поверхности огненного океана, было особенно мрачным. Темные вихри отрицательных энергий, начертивших его облик, превосходили по мощности все, что здесь существовало ранее.

Это был плохой день для разговора. Но время, которое внутри этого мира не имело значения, за его пределами шло своим чередом, и Егоров знал, что откладывать разговор больше нельзя.

— Сир, мы можем потерять нужного нам человека.

Ответа не последовало. Разве что в рисунке волн на поверхности лавового океана появилось нечто, подобное фразе о том, что отдельная человеческая личность не имеет значения.

— Этот человек уникален, сир! Он прошел через «голубой гром» и справился с отравлением. Мы сохранили с ним связь. Вы знаете, какие трудности мы испытываем с выбором посредников. Он нам нужен для будущих переговоров.

— Переговоры с этой свихнувшейся расой бессмысленны!

Был ли это ответ, или всего лишь отголоски его собственных мыслей? Он никогда не знал этого с достаточной определенностью.

— Война еще бессмысленней. Когда-нибудь, возможно, у вас появится желание провести переговоры. Стоит сохранить этот индивидуум. Вы должны разрешить мне, сир, еще раз вступить с ним в контакт!

— Ты остался моим врагом даже здесь! Ты пытаешься защищать ничтожную расу, породившую тебя и уничтожающую свой собственный мир!

— Ваш гнев справедлив! Но он не объективен!

— Играешь словами? Философствуешь? Впрочем, я держу тебя здесь именно за это…

Голос смолк, или его не было вообще? Но давление непроницаемой энергетической оболочки, окружавшей разум Егорова, ослабло. Чуть-чуть, самую малость. Но он не прекращал попыток пробиться через нее, он продолжал свою бесконечную, бессмысленную борьбу.

Заметив движение на верхних ступенях дворцовой лестницы. Сурков прильнул к пулемету и проверил прицел. Стрелять ему из этого оружия так и не пришлось ни разу, если не считать тех нескольких занятий, которые провел с ним Зуров.

Занятия ограничивались теорией и щелканьем затвором. Зуров берег патроны, и вот сейчас эта его бережливость могла вылезти боком, потому что Сурков растерялся и совершенно забыл, следует ли ему наводить прицел выше или ниже цели на таком расстоянии.

А движение продолжалось. Шесть невысоких, почти комичных фигур вперевалку начали спускаться с лестницы. Если бы не темные накидки, укрывавшие их туловище до самых лап, и не нелепые квадратные фуражки, он бы принял эти существа за пингвинов.

Их небольшой рост, неторопливые, важные движения и чуть слышный птичий посвист, сопровождавший их продвижение к поезду, несколько успокоили Суркова.

Он совершенно не представлял, что должен делать в этой неординарной ситуации. И, поскольку при таких обстоятельствах самостоятельных решений он старался избегать, то сделал самое простое — вспомнил слова последнего приказа Лосева.

Ему было приказано ни в коем случае не покидать пост у пулемета, а стрельбу открывать только в самом крайнем случае. Что именно имел в виду Лосев под «самым крайним случаем». Сурков забыл. Кажется, речь шла о его жизни. Но пока еще его жизни ничего не угрожало, и потому он сидел за турелью пулемета, вцепившись в его рукоятки, и медленно вел прицел вслед за идущими цепочкой пингвинами.

Наконец они подошли к паровозу. Теперь Сурков заметил, что вместо крыльев у пингвинов имелись короткие, толстые руки, и этими руками они начали ощупывать колеса и цилиндры паровоза, что-то оживленно при этом щебеча.

На Суркова с его пулеметом они не обращали ни малейшего внимания, словно его здесь не было.

«Если они подойдут к платформе, я нажму на гашетку!» Он чувствовал, как внутри поднимается панический страх. «Почему они не уходят? И где Лосев? Где все остальные? Почти три часа прошло, а их все нет. Если с ними что-нибудь случилось, если с ними расправились эти безобидные с виду птички — тогда нужно открывать огонь, пока не поздно. А если нет»?

Он так и не нажал на гашетку, даже после того как пингвины влезли в паровозную будку и что-то там делали минут пятнадцать.

Не собирался он никого убивать, где-то в подсознании понимая, что ничего он этим не исправит, а только ухудшит ситуацию.

Наконец шестерка пингвинов спустилась вниз из паровозной будки.

Так и не посмотрев в сторону Суркова, они повернулись и пошли по лестнице вверх. Передний нес в руках что-то очень похожее на чертеж, выполненный на каком-то жестком материале. «Кажется, их больше всего заинтересовал наш паровоз, надо будет сказать Лосеву…» Сурков не хотел вспоминать о том, что все сроки прошли, а Лосева и остальных все нет, и что он, возможно, остался здесь совсем один.

В самой высокой башне дворца, в одном из ее декоративных пустотелых шпилей, была тайная комната. Никто уже не помнил, когда и для каких целей она была создана в те незапамятные времена, когда строился дворец.

Ее обнаружил Браз лет двадцать назад, во время одной из своих бессмысленных и осуждаемых всеми прогулок по старым заброшенным помещениям дворца. Хоть что-то полезное сделал этот ленивый бездельник, не оставивший после себя ничего, кроме хитросплетений слов. На Земле таких людей называли поэтами, но Браз родился не на Земле…

Как бы там ни было, обнаруженную им комнату переоборудовали. Ее стены покрыли тончайшей циркониевой фольгой, не пропускавшей мыслеизлучений и стоившей баснословных денег. Комнату Браза стали использовать для тайных совещаний в тех исключительных случаях, когда участники этих совещаний хотели скрыть все, что в ней говорилось, от вездесущих ушей Правителя планеты.

Председатели всех шести гильдий Вантары собирались здесь раз в месяц, в день Отчета. В тот единственный день, когда Правитель отсутствовал на планете.

Никто не знал, куда именно он отправлялся, зато они точно знали, что в этот день никто из них не понадобится Правителю. И они собирались в тайной комнате в основном для того, чтобы дать выход накопившемуся возмущению. Строили неосуществимые планы или просто предавались злословию.

Постепенно эти совещания вошли в традицию. Возможно, потому, что их участники знали — каждое неосторожное слово, сказанное за пределами этой комнаты, рано или поздно становится известно Правителю. И только слова, произнесенные там, навсегда оставались в пределах ее стен.