Читать книгу "Игрок - Иэн Бэнкс"

Когда Гурдже вошел к себе, Флер-Имсахо переключал телеканалы. Машина спросила, что там за шум, и Гурдже рассказал.

— Не может быть, чтоб так уж плохо, — сказала машина, пожав на свой манер плечами — покачнувшись. Он снова занялся экраном. — Они не играют военной музыки. Но исходящая связь перекрыта. Что у вас случилось со ртом?

— Упал.

— Ммм.

— Можем мы связаться с кораблем?

— Конечно.

— Скажите ему, пусть будет в готовности. Он может нам понадобиться.

— Ишь ты. Начинаете осторожничать. Хорошо.

Гурдже лег в кровать, но никак не мог уснуть, прислушиваясь к усиливающемуся реву ветра.

Верховник на высокой башне несколько часов наблюдал за горизонтом, словно запертый в камне, как бледная статуя или деревце, выросшее из заблудшего семени. Ветер с востока посвежел, заиграл темными одеяниями неподвижной фигуры, его завывания стали слышны среди помещений замка, а кроны раскачивающихся золоцветов шумели под дуновением ветра, точно море.

Наступил рассвет. Сначала он высветил тучи, потом коснулся кромки ясного горизонта на позолоченном востоке. И в это же время в черной безбрежности запада, где кромка материка отливала красным, появилась внезапная вспышка чего-то яркого, горящего, оранжево-желтого. Она задрожала, помедлила и исчезла, потом вернулась, стала ярче, начала расползаться.

Фигура на башне отпрянула от растущего разлома в красно-черном небе и (на миг оглянувшись в сторону рассвета) замерла в нерешительности, словно не умея выбрать ни один из соперничающих потоков света, захлестнувших два ярких горизонта.

В его комнату пришли два гвардейца. Они отперли дверь и сказали, что Гурдже и машину ждут в главном зале. На Гурдже были азадианские одеяния. Гвардейцы сообщили, что император для сегодняшней утренней игры просит отказаться от установленной правилами одежды. Гурдже посмотрел на Флер-Имсахо и пошел переодеваться. Он надел свежую рубашку и легкий пиджак, который был на нем накануне вечером.

— Итак, наконец-то я могу побыть зрителем. Кайф, — сказал Флер-Имсахо по дороге в игровой зал.

Гурдже ничего не ответил. Гвардейцы сопровождали группы людей, идущих из различных частей замка. Двери и окна уже были задраены, за ними завывал ветер.

Гурдже в этот день не завтракал — не было аппетита. Утром на связь вышел корабль с поздравлениями. Наконец-то и корабль увидел. Вообще-то он полагал, что выход для Никозара все же есть, правда, ведущий только к ничьей. И никакому человеческому мозгу не по силам провести такую партию. Корабль снова вышел в высокоскоростной режим, чтобы прийти на помощь, как только он почувствует опасность. Он наблюдал за происходящим глазами Флер-Имсахо.

Когда они добрались до главного зала и Доски становления, Никозар был уже там. На нем была форма главнокомандующего императорской гвардией — строгое, ненавязчиво грозное одеяние с парадным мечом. Гурдже в своем старом пиджаке почувствовал себя неловко. В главном зале яблоку негде было упасть. Зрители, сопровождаемые вездесущими гвардейцами, все прибывали и заполняли расположенные ярусами ряды сидений. Никозар игнорировал Гурдже, разговаривая с офицером гвардии.

— Хамин! — сказал Гурдже, направляясь туда, где в первом ряду сидел старый верховник, крохотный и скрюченный.

Ректор казался сморщенным и смертельно больным между двумя мощными гвардейцами. Лицо его высохло и пожелтело. Один из гвардейцев вытянул вперед руку, останавливая Гурдже, и тот встал перед скамьей и присел, заглядывая в лицо старого ректора.

— Хамин, вы меня слышите?

Ему опять пришла в голову нелепая мысль, что верховник мертв, но тут маленькие глаза сверкнули, один из них открылся — желто-красный и влажный от прозрачных выделений. Сморщенная голова чуть шевельнулась.

— Гурдже…

Глаз закрылся, голова упала. Гурдже почувствовал чью-то руку у себя на плече — его отвели к его месту у края доски.

Балконные окна главного зала были закрыты, стекла подрагивали в металлических рамах, но ставни еще не были опущены. Снаружи, под свинцовым небом, высокие золоцветы сотрясались под порывами ветра, низкий вой которого служил фоном для разговоров и топота людей, все еще пробирающихся на свои места.

— А не пора ли закрыть ставни? — спросил Гурдже у автономника, садясь на свой стул.

Флер-Имсахо, потрескивая и жужжа, парил в воздухе у него за спиной. Судья с помощниками проверяли позицию на доске.

— Да, — сказал Флер-Имсахо. — Огонь в двух часах отсюда. Они могут опустить ставни в последнюю минуту, если захотят, но обычно это делают раньше. Я присмотрю за этим, Гурдже. По закону на этом этапе императору не разрешается прибегать к физической опции, но тут творится что-то странное. Я это чую.

Гурдже хотел сказать что-то язвительное относительное чутья автономника, но в животе у него забурчало, и он тоже почувствовал, что здесь творится нечто странное.

Он посмотрел на скамью, где сидел Хамин. Высохший верховник не шелохнулся. Глаза его все еще были закрыты.

— Что-то еще, — сказал Флер-Имсахо.

— Что?

— На потолке смонтировали дополнительное оборудование.

Гурдже поднял глаза так, чтобы это было не очень заметно. Мешанина всевозможных приборов подавления и экранирования сигналов на первый взгляд была такой же, как раньше. Правда, Гурдже никогда не разглядывал их внимательно.

— Что за оборудование?

— Не могу понять, и это необычно. Это меня тревожит. И еще полковник гвардии с оптическим дистанционным микрофоном.

— Тот офицер, что говорит с Никозаром?

— Да. Разве это не против правил?

— Похоже.

— Не хотите подать протест судье?

Судья стоял у края доски между двумя плечистыми гвардейцами. Вид у него был испуганный и мрачный. Наконец судья посмотрел туда, где стоял Гурдже, но как будто сквозь него.

— У меня такое чувство, — прошептал Гурдже, — что это мало чем поможет.

— У меня тоже. Хотите, вызову корабль?

— Он может добраться сюда до начала пожара?

— Еле-еле успеет.

Гурдже не стал долго раздумывать.

— Вызывайте.

— Сигнал отправлен. Вы помните это упражнение с имплантом?

— Прекрасно помню.

— Отлично, — язвительно сказал Флер-Имсахо. — Высокоскоростное перемещение из враждебной среды с элементами непонятного эффекторного оборудования. Как раз то, что мне нужно.

Зал заполнился, и двери закрылись. Судья сердито посмотрел на гвардейца-полковника, стоящего рядом с Никозаром. Офицер время от времени едва заметно кивал. Судья объявил о возобновлении игры.

Никозар сделал два малозначительных хода. Гурдже не понимал, какую цель преследует император. Видимо, пытается что-то сделать. Но что? Это не имело никакого отношения к выигрышу. Он попытался поймать взгляд Никозара, но верховник не желал смотреть на него. Гурдже потер разбитую губу и щеку. «Я невидим», — подумал он.