Читать книгу "«Контрас» на глиняных ногах - Александр Проханов"

И ослепительное прозрение, как удар небесного электричества, распахнувшего тьму. Она летела сюда, чтобы ее здесь убили. Чтобы смертью своей снять с него наваждение. Остановить его падение во тьму. Помочь одолеть колдовские чары, которым подвергся на кровле храма, искусился на царства и славу, на земное владычество. Пренебрег Райским Садом, над которым расцветали волшебные планеты и луны, и Чудесная Дева, явившись на вершине горы, звала их с собой в перламутровую ночную ладью.

Это откровение ошеломило его. Дало беспощадное, неотмолимое объяснение всей его жизни.

И следом безумная, похожая на облегчение мысль. Да нет же, все это обман и ошибка. Она жива, они плывут в океане, видят сломленное бурей сочное зеленое дерево, она хватает мокрой блестящей рукой пахучие ветки, он ныряет под листья, видит шатер голубых лучей. Ведь где-то плывет в океане то дерево, и можно его найти, нырнуть, и все опять повторится.

В подтверждение своей безумной, счастливой догадки он посмотрел на Сесара. Тот недвижно, словно угрюмый истукан, сидел в конце фюзеляжа. Был Харон, который правил в небесах погребальную ладью в Царство Мертвых.

Он летел в самолете, пронося ее, неживую, над сельвой, где шли бои, где пехота утопала в болотах, тянула на себе артиллерию, и отряды мятежных «мискитос» ускользали на легких каноэ. Среди них был тот, безвестный, что выпустил в нее свою пулю, – греб веслом, бил на щеке комара, упирался стопой в лежащий на дне автомат. Он проносил ее над океаном, где шныряли подводные лодки, ядерный флот, сбиваясь в армады, плыл к другим берегам. Проносил над материками и странами, где армии готовились к битвам, целили ракеты и пушки, проводили маневры и стрельбы.

Подлетали к родимым пределам, где белели молодые снега, темнели в полях дороги, курились дымы деревень. Навстречу им выбегали кричащие женщины, спотыкались, тянули руки:

– Ах, да ты моя родненькая, ненаглядная!.. Да почему твои глазыньки закрыты!.. Да почему ты не встанешь и словечка не молвишь!.. И кто же тебя так измучил!.. И губы твои без кровинки!.. И сердечко твое не бьется!.. И как же теперь жить без тебя на свете!.. И свет мне белый вовек не мил!..

Он выглянул в иллюминатор. Внизу, среди вьющейся реки, среди тесных солнечных петель, увидел поляну и на ней высокую церковь, многоярусную, с красной кровлей, над которой уже пролетал. И зрелище этой церкви, окруженной водяными протоками, открыло ему окончательную и несомненную истину – ее нет и уже вовеки не будет. А будет до последних дней, до кончины уныние и холод. И этот холод уже наступил, и он, старый-престарый, летит в этом «Локхиде» много дней, много лет.

Он испытал такую боль и тоску, такие близкие к рыданию слезы, что захотелось кинуться к ней, отбросить грубый брезент, целовать любимое, готовое исчезнуть лицо. Этот порыв накатился и прошел. Он остался на месте, только втиснулся в дрожащий алюминий, так что стало больно спине. Солдат, сидевший напротив, расстегивая ремешок каски, смотрел на него.