Читать книгу "Ричард Длинные Руки - принц-регент - Гай Юлий Орловский"

Я со смертным холодом в груди ощутил, что не успеем пробежать все огромную пещеру до туннеля на той стороне, этому огру достаточно сделать два шага…

— Сиг! — крикнул я бешено. — Мы покроем себя славой! Встань вон в ту щель и задержи всех, кто попытается прорваться!.. И погибнем с честью!

— Да! — прокричал он воспламененно. — И доблестно!

Он повернулся и побежал к стене, а не к туннелю, а я помахал гиганту мечом и провел лезвием горизонтально, показывая, как перережу ему глотку.

Взревев, он двинулся ко мне, я ринулся в противоположную от Сигизмунда сторону. Разогнался и похолодел, несмотря на жар. Впереди бездонная пропасть, ее не перепрыгнуть еще и потому, что на той стороне просто голая ровная стена. Это значило бы в прыжке удариться о нее тупой головой и упасть в озеро расплавленного металла.

Гигант в два огромных шага оказался за моей спиной, расхохотался гулко, его смех наполнил мир жутким грохотом, а когда протянул ко мне руку, я ощутил, что не смогу отрубить даже палец, тот толще колонны во дворце короля Барбароссы.

— Да пошел ты, — крикнул я и ринулся вниз головой с уступа.

Он попытался поймать в падении, гигантская ладонь пронеслась совсем рядом, отшвырнув меня тугой волной воздуха, но сознание у меня уже помутилось, я смутно помнил, что инстинктивно растопыриваю крылья, а когда увидел перед собой быстро приближающуюся жаркую поверхность, крылья уже несут на бреющем над оранжевым расплавом, шерсть начала дымиться, запах паленого ударил в ноздри.

Задыхаясь от жара, я мчался вдоль опаленных камней, щелей много, но мелкие, ага, вот по мне, я ринулся к ней уже с помутившимся сознанием, влетел, обдирая крылья, упал и больно расшибся о каменный пол, но здесь при всей иссушающей жаре хотя бы нет палящего жара от растопленного металла.

Чуточку переведя дыхание, я все-таки перебрался в личину человека, так надежнее, начал протискиваться по извилистой щели, цепляясь железом доспехов за острые сколы камней, на выходе споткнулся и позорно вывалился, как мешок с картошкой.

В десятке шагов впереди раздался злой смех. Двое мужчин в черных рясах с капюшонами на головах рассматривают меня, как жалкого полураздавленного таракана.

Я торопливо поднялся, выхватил меч, но сделал вид, что да, настолько смертельно измучен, что не могу даже держать, со стоном напряг руки, но меч опустился и уперся острием в землю.

Монахи переглянулись, а тот, что повыше и чуть пошире, сказал почти веселым голосом:

— Кто бы ты ни был… тебе лучше сдаться!

— Зачем? — спросил я. — Чтобы успели еще и попинать?

После паузы, явно он тихо советовался с напарником, он сказал еще громче:

— Нет, просто мы не знаем, кто ты.

— Такие любознательные?

— Не очень, — ответил он. — Но когда столько тысяч лет ничего не происходит… и тут является такой… необычный!

— Ничего, — заверил я голосом умирающего, — скоро другие подойдут.

Он расхохотался.

— Это кто-то? Назови хоть одно имя!

— Имена? — переспросил я. — Да хотя бы отец Кроссбрин…

Он гулко расхохотался, задирая голову и откидываясь назад всем корпусом, так что будь я ближе, точно успел бы нанести разящий удар, и не спасла бы его черная ряса.

— Отец Кроссбрин?.. — повторил он, чуть не всхлипывая от смеха. — А он все еще надевает перед сном женское платье?

Я изумился:

— Женское?

Он расхохотался:

— А как искусно прячет в стену! Там у изголовья кровати камень расшатался, отец Кроссбрин его вынимает и сует в нишу женские тряпки, ха-ха!

Я сказал резко:

— Не бреши! Откуда ты знаешь такое?

Он сказал весело:

— Меня звали в той жалкой жизни братом Александре. Я помогал отцу Кроссбрину, еще когда был послушником, а потом пять лет монашества… Я знаю о нем все! Он никогда не приведет сюда войско. Никогда! А ты сложишь здесь голову, если сейчас же не поклонишься мне и не признаешь меня хозяином. И тогда твое место здесь будет выше, чем было там… Так что лучше присоединяйся к нам! Мы скоро окончательно доломаем примитивную защиту Храма… И легионы наших хлынут наверх… Потому лучше быть с нами.

— В Священном Писании сказано, — возразил я, — «имя им — легион». Всего лишь!

— Когда это было? — ответил он небрежно. — Теперь уже легионов сто!.. Хочешь одним из них командовать?

— Одним? — переспросил я. — Это оскорбление! Но соглашусь командовать всеми. У меня ранг.

Он расхохотался.

— Молодец! Ты точно должен быть с нами. Все наглые здесь, вот увидишь.

Он продолжал подходить ближе, ладони с растопыренными пальцами время от времени приподнимал в успокоительном жесте, дескать, хоть меч и на месте, какой же мужчина без меча, но мы можем говорить мирно, настоящие мужчины могут договориться, у настоящих настоящие интересы…

Я поднял меч, дескать, держу наготове, ничего обидного, настоящие всегда настороже, потому выживают и дают потомство, а те, которые страшатся показаться чересчур осторожными, оставляют своих жен вдовами, чтобы их брюхатили менее щепетильные.

Он посмотрел внимательно, как я со стоном опустил меч и снова упер острием в пол, а я краем глаза увидел, как из расщелины в стене появился Сигизмунд, весь в крови, доспехи порублены так, что остались только обломки, шлем утерян, белокурые волосы слиплись от крови.

Ухватившись за край, он удержался от того, чтобы выпасть, как лихо получилось у меня, попытался махнуть мне рукой, но не смог поднять, как я вот не могу поднять меч.

Черный монах, бывший брат Александро, кивнул напарнику, тот вытащил из складок рясы довольно длинный меч с извилистым лезвием, вскинул левую руку к своду пещеры, и его с ног до головы окутала неприятная черная дымка.

Брат Александро сказал мне покровительственным тоном:

— Твой друг тоже может жить… если по нашим законам поцелует брату Секерду ногу. Но он не так интересен, как ты… в тебе есть что-то необычное, я чую…

Он слишком красовался и бахвалился, уверенный в абсолютном превосходстве, а я сделал вид, что совсем едва живой от усталости, что вообще-то недалеко от правды, прохрипел вяло:

— А ты уверен…

Он подошел ближе.

— В чем?

— Что ты… — проговорил я еще тише, что заставило его сделать еще шаг, — бессмертен?

Я рывком поднял меч и резко двинул вперед острием, как копьем. Жало клинка, прорубив черную ткань, попало точно между пластинами доспеха и, пропоров плоть, погрузилось на две ладони, пока не уперлось в кости.

Он дернулся, дико вскрикнул с такой силой, что со стен посыпались камешки, а земля под ногами дрогнула. Я нажал сильнее, но меч остановился, явно клинок уперся в позвоночный столб, и я торопливо дернул на себя, отступил с дымящейся кровью на стальном лезвии.