Читать книгу "Темные тайны - Гиллиан Флинн"

— Ты не возражаешь, дорогая, если я попрошу тебя снять обувь? — сказала она, двигаясь в сторону засаленного ковра на полу. Все здесь выглядело каким-то кривобоким, потрепанным и грязным. Возле лестницы на полу лежала кучка собачьих экскрементов, которую Диондра искусно обогнула.

Она подвела меня к дивану, оставляя за собой по крайней мере три разных запаха: лака для волос с грейпфрутом, какого-то цветочного крема и… спрея от насекомых, что ли. На ней была блузка с глубоким вырезом, обтягивающие джинсы и множество дешевых побрякушек, которые цепляют на себя девочки-подростки. Она была из тех женщин средних лет, которые всерьез полагают, что им удается дурачить окружающих.

Я шла за ней, чувствуя себя ребенком-маломерком, поскольку лишилась нескольких сантиметров, которые прибавляют мне каблуки. Диондра повернулась в профиль и наблюдала за мной краешком глаза. Под верхней губой у нее я заметила острый клык.

Она слегка наклонила голову и произнесла:

— Входи, располагайся. Господи, ты прямо вылитая Дэй. Те же огненно-рыжие волосы. Всегда их обожала.

Как только мы уселись, в комнату на коротких жирных ножках вбежали три пуделя, позвякивая ошейниками, как колокольчиками на санях, и с трудом взобрались к ней на колени. Я напряглась.

— Черт, ты Дэй стопроцентная, — не унималась она. — Бен тоже всегда дергался из-за собак. Конечно, у меня были собачки покрупнее этих малышей. — Она позволила собачонкам облизать себе пальцы, розовые языки засновали туда-сюда. — Итак, Либби, — сказала она, словно мое имя и я сама — что-то вроде шутки местного значения, — Бен рассказал тебе, где меня можно найти? Только честно.

— Я нашла тебя по кое-каким словам Трея Типано.

— Трей?! Боже, как ты на него вышла?

— У него магазин кормов, который, между прочим, указан в справочнике.

— Магазин кормов? Вот уж не подумала бы. Как он, кстати, выглядит?

Я с энтузиазмом закивала — дескать, выглядит он классно, но осеклась и сказала:

— Ты ведь в тот вечер была с Беном?

— Мм. Была. — Она смотрела на меня внимательно и с интересом.

— Я хочу знать, что произошло.

— Зачем?

— Зачем?!

— Прости, но все так неожиданно, как снег на голову. Бен тебе все-таки что-то рассказал? Почему ты стала меня разыскивать? Почему именно сейчас?

— Я должна точно знать, что произошло.

— Ах, Либби, Либби. — Она посмотрела на меня сочувственно. — Бен сидит за то, что случилось в ту ночь. Он сам этого хочет. Не мешай ему.

— Мою семью убил Бен?

— Поэтому ты здесь?

— Мою семью убил Бен?

Она только улыбнулась в ответ, но при этом ее оплывшие губы даже не шелохнулись.

— Мне нужен мир в душе, Диондра. Пожалуйста, скажи.

— Значит, все дело в этом? Считаешь, если найдешь ответ, обретешь мир? Вроде как знание как-то исправит положение? Думаешь, дорогая, после того, что было, можно обрести покой? А не лучше ли вместо того, чтобы спрашивать себя, что произошло, просто принять то, что произошло? Как там сказано в молитве о душевном покое: даруй мне, Боже, способность принять то, что я не в силах изменить… Кстати, она мне очень помогает.

— Скажи, Диондра. Скажи, а я попробую это принять.

Садившееся солнце светило теперь в заднее окошко, к которому я сидела лицом, и заставляло меня моргать. Диондра наклонилась ко мне, взяла обе мои руки в свои:

— Прости, Либби, но я ничем не могу тебе помочь. Я просто не знаю. Накануне вечером я была с Беном. Мы собирались бежать. Я ждала от него ребенка. Он решил зайти домой за деньгами. Час проходит, два, три. Я решаю, что он испугался, плачу и в слезах засыпаю. А на следующее утро узнаю, что произошло. Сначала я думала, что его тоже убили. Потом стало известно, что он арестован и полиция считает, что он входил в сатанинскую секту, которую они пытаются вычислить. Я жду, когда постучат и в мою дверь. Но ничего такого не происходит. Проходят дни, мне становится известно, что у Бена нет алиби, но меня он ни разу не упомянул. Он защищал меня.

— Все эти годы!

— Да, все эти годы. Копов не удовлетворяло, что Бен один виноват. Они хотели большего. Так бы оно выглядело убедительнее. Но Бен ничего не сказал. Он, черт возьми, мой герой.

— Значит, никто не знает, что произошло в ту ночь. И я этого тоже никогда-никогда не узнаю. — Произнеся это вслух, я вдруг ощутила странное облегчение. Может, теперь я наконец смогу поставить точку, раз мне никогда ни за что этого не узнать?

— Если ты это примешь, думаю, тебе и правда удастся обрести душевный покой. Лично мне кажется, это сделал не Бен. Мне кажется, он защищает отца. Но кто знает! Ты меня, конечно, прости, но Бен должен был оказаться в тюрьме, что бы там в ту ночь ни произошло. Он ведь и сам так говорит. В нем всегда было что-то такое, что не вписывалось в окружающий мир. Какая-то жестокость, что ли. В тюрьме ему гораздо лучше. К нему там все очень хорошо относятся. Он переписывается с этими женщинами, они его просто обожают. Он каждый год получает с десяток предложений руки и сердца. Время от времени ему кажется, что он хочет выйти. Но на самом деле это не так.

— Откуда ты знаешь?

— Мы общаемся, — отрывисто бросила она и сладко улыбнулась.

— Диондра, а где ребенок? Где ребенок, которым ты была беременна?

— Здесь, — произнес женский голос.

Бен Дэй

3 января 1985 года

01:11

Бен открыл дверь в темную гостиную и с облегчением вздохнул: дома! Как капитан дальнего плавания, вернувшийся из многомесячного морского похода. Он чуть не закрыл дверь прямо перед носом Диондры (не поймаешь, не поймаешь!), но почему-то дал ей войти. Почему? Просто побоялся того, что может произойти, если он ее не впустит. Слава богу, они хотя бы Трея не взяли с собой. Очень не хотелось, чтобы он разгуливал по дому и отпускал идиотские шуточки о том, за что Бену и без него неудобно и стыдно.

Все уже спали, дом как будто мерно дышал в унисон со спящими: вдох-выдох, вдох-выдох. Хотелось разбудить маму. Или пусть бы она вдруг показалась в коридоре с заспанными глазами в одном из своих ночных коконов и спросила, ну где же он пропадал все это время, что в него вселилось?

Дьявол, мама. Дьявол в меня вселился.

Никуда он с Диондрой ехать не хочет, но она следует за ним по пятам, выпучив глаза и распространяя вокруг себя горячие волны ярости и злобы: поторапливайся, давай-давай, живее! Он начал неспешно и бесшумно открывать шкафы и смотреть, куда мама могла припрятать заначку. В первом шкафу он обнаружил коробку со старыми пшеничными хлопьями, открыл ее и всыпал себе в рот, сколько смог. Хлопья прилипали к губам и горлу, он немного закашлялся, потом запустил в коробку руку, захватил целую горсть и принялся судорожно запихивать в рот. Обнаружил в холодильнике пластиковый контейнер с зеленым горошком и порезанной кубиками морковью со слоем замерзшего масла сверху, сунул туда ложку, приложился губами к емкости и ложкой, как лопатой, начал закидывать овощи в рот, роняя горошек на пол.