Читать книгу "Боярышня Евдокия - Юлия Викторовна Меллер"

настоящая рассада чего-то неизвестного.

— Посмотрим, что вырастет, — сообщила она, помогавшему ей Гавриле.

На этом все её приобретения закончились. Надежды купить что-нибудь полезное и редкое не оправдались. Может, не сезон, а может, из-за волнений в Новгороде иноземцы попрятали свой товар. Во всяком случае её не заинтересовали заморские ткани, вина и оливковое масло. Вот она и грустила.

Новгород же бурлил, обсуждая новости. Трижды в день на главную площадь выходил княжий глашатай и сообщал о княжьих делах. Поначалу новгородцы дивились этому, но быстро привыкли и уже заранее собирались, чтобы самолично услышать, чем занимается их князь. А он судил, расследовал, взыскивал, возвращал отнятое, конфисковывал, готовил указы…

На третий день на площадь вывели около сотни человек, занимавшихся разбоем, среди них были люди многих знатных персон, в том числе Борецкой. Казнили не всех. Большую часть передали в вечное холопство родичам пострадавших.

А вот Дмитрия Борецкого вместе с матерью отправили в монастырь. Имущество с землями конфисковали. Подруг Борецкой изгнали, как и бояр, участвовавших в составлении договора о передаче Новгорода Литве. Со всех взяли виру, но основного имущества не лишили, так что потянулись огромные караваны из Новгорода в сторону Литвы и Польши.

Дуня и раньше слышала от Семёна Волка, что князь редко кого казнит, и с печально известных событий крайне негативно относится к пыткам, но убедилась в этом только сейчас. Это добавило её уважения к князю. Уж ему-то в детстве досталось от недругов, хлебнул унижений полной чашей, но не озлобился.

И всё же в Новгороде каждый день случались провокации, начинавшиеся со слов: «Люди, что же это деется?» Но все реагировали на это спокойно. Информации было достаточно, заполонившие город москвичи никого не обижали, а об изгнанных боярах никто не жалел, но последнее было скорее из классовой вражды, а не из-за того, что те были злодеями.

Скорбные дела завершились торжеством, посвящённым вхождением господина Великого Новгорода в Московское княжество и оглашением предстоящих перемен. Вот к этим переменам и приложила свою маленькую ручку скромная боярышня Евдокия, которую наконец-то князь позвал к себе.

 — Ой, княже, я уж вся извелась, — поделилась она, как только разогнула спину, сотворив большой поклон. — К тебе не пускают, ничего не говорят, а ведь я могла бы посоветовать.

Дуня замолчала, вежливо дожидаясь вопросов, но князь лишь едва заметно приподнял бровь и держал паузу.

— Ну-у, не зря же говорят, — пояснила она, — одна голова хорошо, а две — лучше!

Иван Васильевич усмехнулся и спросил:

— Хочешь своею головою всю Думу боярскую мне заменить?

— Ой, куда мне… — чуточку отступила Дуня, — но и без меня как-то не то, правда же? — очаровательно улыбаясь, она заглянула ему в глаза, как делал Пушок, когда хотел вкусненького.

Князь засмеялся, забывая об усталости, и повёл рукою:

— Иди сюда, садись. Угощайся, — Иван Васильевич кивнул в сторону кувшина со взваром и горкой выложенных на блюде пряников. — И рассказывай!

Дуня прошла столу, во главе которого сидел князь, чинно присела, подвинула к себе серебряный кубок, дождалась, когда ей нальют взвару, из вежливости сделала вид, что пригубила, и начала говорить.

— Как меня обижали, Евпраксия Елизаровна рассказала?

Князь поджал губы, но кивнул.

— Ага, — поняв, что об этом повторять не стоит, спросила: — а про португальское золото и наш договор на поставку часов и всяко-разно в обход ганзейцев говорила?

— И про это ведомо. Хороший договор.

— Ну-у, тогда остаются советы.

Князь тяжело вздохнул, подумал о чём-то, а потом недовольно шевельнул пальцами, что означало: «Давай, не тяни!»

— Ну так вот, — взбодрилась Дуня, — перво-наперво взять власть над умами новгородцев, чтобы чужие туда не гадили.

Князь поперхнулся, поскольку прозвучало неоднозначно, но углубляться в Дунькины подковырки не стал. Он постучал себе по груди и глазами показал, чтобы она продолжала:

— Тут целая служба нужна, чтобы подавать местные новости, включать московские, и немного о том, что делается в других государствах.

— И что там происходит в других государствах? — иронично уточнил Иван Васильевич.

— А ничего хорошего! — отозвалась она и недовольно постучала жёстким пряником по столу. Звук вышел громким, и боярышня с недоумением посмотрев на пряник, макнула его в кубок со взваром, быстро договорив: — И об этом мы всем расскажем!

Она махнула рукой, в которой держала пряник и забрызгала скатерть. Вновь посмотрев на угощение, как на врага, попробовала откусить, но зубы одолели только верхний слой глазури. С разочарованием отложила угощение и растопырив испачканные пальцы, показала слуге, чтобы тот подал чашу с водой.

Наблюдавший за ней князь с недоумением посмотрел на пряники, потом на засуетившихся слуг и тут же угощение поменяли, но гостья больше ни к чему не притронулась.

— Хм, интересно, — пробормотал князь, обдумывая слова Дуни о создании новостных листков в Новгороде.

— Княже, — продолжила она, — нам нужны хорошие… нет, отличные дороги по всему княжеству, а перво-наперво — широкий тракт между Москвою и Новгородом! В новгородских землях полно глиняных залежей, а нам заводики для изготовления плинфы позарез нужны, так что дорога для тяжелогружённых обозов необходима. Зимой на санях, да по ровной дороженьке столько всего перевезти можно! Солевые обозы опять же, да и песок тут хорош. А ещё отдельная полоса для караванов с товарами.

— Поясни, что за полоса?

— Ну, это я так намекаю, что дорога должна быть широкой, чтобы четыре телеги разъехаться без проблем могли. Я ожидаю большой поток телег, повозок и прочего в обе стороны.

— Угу.

— Безопасность на дороге! — вздела она палец вверх. — Это должно контролироваться строжайше! Тут я думаю, что надо ямы с постоялыми дворами чаще ставить и вообще неплохо бы вышки построить, чтобы сверху на дорогу глядеть и хитрые сигналы подавать с одной на другую.

Придорожные маяки? А сигналы дымом, что ли?

— Точно! Маяки! А насчет дыма… я бы