Читать книгу "Церковная историография в её главных представителях с IV-го века до XX-го - Алексей Петрович Лебедев"

лгать? А потому Неандер в истории церкви слишком мало придает положительного значения соборам и даже соборам вселенским. И когда говорит он о соборах вселенских в своей истории, то в таком неблагоприятном для них духе, что становится вовсе непонятным такое нерасположение к ним историка. Так, весь ход III вселенского собора он готов сводить, если так можно сказать, к личному зажигательству знаменитого Кирилла Александрийского. Не придавая характера истинности решениям соборов вселенских, остается, с точки зрения Неандера, неразрешимым вопрос: где в церкви искать истины христианской, если её нет в соборах вселенских и когда ее нельзя искать во мнениях частных лиц, ибо мнения этих последних могут быть так же различны, как и безосновательны. Если христианской истины нет в решениях соборов вселенских и ее нет возможности отыскать у частных лиц, то где же в церкви находить ее? С точки зрения Неандера получается печальный ответ: нигде…

Приведенных нами воззрений Неандера относительно иерархии, христианского культа и соборов достаточно, чтобы убедиться: как мало удовлетворительно разрешен им вопрос об отношении христианства, как религии духа, к христианству, как совокупности определенных, установленных течением истории, церковных форм. Идеальная религия христианская для него остается без осязательного проявления в истории христианства: она сама по себе, а церковь сама по себе. Недостаток этот особенно отозвался невыгодно на изложении Неандером истории с IV века, когда иерархия, культ и догматическая деятельность церкви достигают высшего развития. Неандер накладывает мрачный колорит на всю церковную историю с IV века; история эта превращается в плачевную песнь, иеремиаду о несовершенствах церкви. Разбираемый недостаток заметен не для одного православного читателя Неандеровои истории, он бросается в глаза и протестантам; его воззрения на отношение христианства и церкви не удовлетворяют и последних. Протестантские критики Неандера (напр. Ульгорн, Шафф и др.) прямо заявляют об этом видном недостатке его истории, потому что его воззрения на отношение христианства и церкви напоминают скорее воззрения квакеров, баптистов, чем доктрины более строгого протестантства[453].

Нужно ли упоминать, что научная деятельность Неандера не осталась без сильного влияния на ученых богословов Германии? Около него сгруппировался весьма широкий круг учеников, составляющих его школу. К лучшим между ними принадлежат: Ульман, Гагенбах, Герике, Куртц, Герцог, Шафф и проч.

Если в заключение нашего очерка о Неандере посмотрим на то, какое значение имел этот историк в развитии нашей русской, церковно-исторической литературы, то должны будем признать, что его труды не остались без некоторого влияния в указанной литературе. Без сомнения, Неандер имел особенно сильное влияние на литературу и ученых своей страны в тридцатых, сороковых и пятидесятых годах текущего столетия. Но трудно надеяться, чтобы в это же самое время Неандер нашел себе сочувствие и последователей в русской церковно-исторической литературе. В тридцатых, сороковых и пятидесятых годах наши богословы еще с боязливостью смотрели на протестантских богословов, частью потому, что в них еще не выдохлась старая закваска прежних русских школ, воспитывавшихся на латыни и латино-католических авторитетах, частью потому, что в высших духовных сферах подозрительно смотрели на протестантских богословских писателей, в сочинениях которых предполагались лишь одни ереси, опасные для чистоты веры. Неандера, поэтому, читали и изучали гораздо меньше, чем сколько можно было ожидать того. С течением времени старая латынь и боязнь западных, протестантских, ересей потеряли свое значение. Неандера стали читать все, кто призван был изучать церковную историю, но в это время — от 50-х до нынешних годов — богатство других церковно-исторических протестантских сочинений делало невозможным господство Неандера в умах русских богословов. Многие специальные вопросы лучше, шире, основательнее и, пожалуй, беспристрастнее, часто на основании новых источников, исследованы другими, помимо Неандера, протестантскими учеными. Например, кто в настоящее время может удовлетвориться исследованиями Неандера о гонениях, церковно-отеческой литературе, истории иерархии и богослужения? Все это в настоящее время представляется для каждого русского историка, знакомого с протестантской литературой, недостаточным, не полным, несколько устаревшим. Поэтому, искать какого либо влияния Неандера на ученых богословов наших дней — нельзя. Никто не возьмет на себя смелости воспользоваться Неандеровыми взглядами по какому либо вопросу и выступить подобным исследованием в свет, если не желает прослыть человеком незнакомым с еще более новой протестантской литературой. Вследствие указанных нами причин, искать более или менее обширного влияния Неандера на умы русских церковных историков нельзя ни в то время, когда особенно процветал Неандер в своей стране, ни в текущее время, когда знакомство для русских историков с протестантской литературой сделалось непременною обязанностью. Однако же нельзя отрицать по крайней мере некоторого влияния Неандера на нашу литературу. Во главе лиц, относившихся с особенною любовью и сочувствием к Неандеру, можно поставить покойного профессора церковной истории в М.· Дух. Академии А. В. Горского. Автор «истории Моск. Дух. Академии» прямо замечает о Горском, что «Неандер был любимейшим руководителем Горского в области исторических исследований»[454]. Нет сомнения, что автор истории Академии разумеет под историческими исследованиями Горского не печатные труды его, не его монографии. У Горского нет исследований, которые бы по своему предмету были общими с Неандером. То, что составляет предмет монографий Горского, у Неандера исследовано очень кратко в «истории» и не представляет общего с этим трудом знаменитого немецкого учёного. Но Неандер отразился собственно в академических лекциях Горского. Будучи знаком с рукописными лекциями Горского, я могу с решительностью утверждать, что Неандер побудил Горского забросить старые латинские исторические сочинения, которыми он руководился сначала своей профессорской деятельности, и работать частью по Неандеру, частью самостоятельно, но с полным забвением прежней латинской литературы. Есть отделы в лекциях Горского, которые несомненно взяты у Неандера, хотя и значительно переработаны частью на основании личного знакомства с источниками, частью по другим, преимущественно немецким, монографиям и статьям. Сюда можно отнести историю гонений, историю борьбы христианских императоров с язычеством, историю церковной литературы первых трех веков и историю церковного учения того же времени. Вообще Горского можно считать последователем Неандера, но с ограничениями[455]. Больше всего сближало Горского с Неандером сродство духа. Иногда называли Горского даже «русским Неандером». Мы далеки от того, чтобы думать, что будто Горский сделал столько же для церковно-исторической науки, сколько Неандер. Горский был знающим свое дело пионером русской церковно-исторической науки, принимая во внимание то, что сделано им в литературе. Но если обратим внимание на дух, направление, идеи ученой деятельности Горского, то в этом нельзя не усматривать большого сходства между ним и Неандером (в особенности, если мы возьмем Горского не в том виде, как он обнаружил себя в литературе, а в целом его образе: по нашему мнению,