Читать книгу "Восточный фронт адмирала Колчака - Сергей Владимирович Волков"

его положения зависит только от того, удастся ли ему удержать Омск или нет.

Тем не менее, план Дитерихса начал уже приводиться в исполнение – первая армия Пепеляева проехала по железной дороге за Омск и началась эвакуация некоторых правительственных учреждений. Вскоре, однако, все повернулось по-другому – адмирал Колчак настоял на своем.

4 ноября адмирал вызвал к себе только что вернувшегося с фронта генерала Дитерихса и, сильно волнуясь, спросил его, не имеет ли он что-либо против, если адмирал произведет Сахарова в генерал-лейтенанты (за что, можно бы спросить). Дитерихс ответил, что он Сахарова не представлял к производству. Тогда адмирал крикнул в соседнюю комнату: «Генерал Сахаров!». Вошли Сахаров и Иванов-Ринов. Инсценировка была, очевидно, подготовлена. (Всю эту сцену я передаю со слов очевидца ее в кабинете адмирала Колчака. По непонятным для меня причинам он просил фамилию его не называть в печати.) Колчак, продолжая нервничать, обратился к Дитерих-су со словами: «Вот, ваше превосходительство, вы мне все докладываете, что Омска нельзя удержать, а генерал Сахаров берется его удержать». Дитерихс ответил, что мнения своего изменить не может. «В таком случае, – сказал Колчак, – я освобождаю вас от должное-ти главнокомандующего и назначаю вместо вас генерала Сахарова». Дитерихс молча вышел из кабинета. Было решено отстаивать Омск.

Сам Сахаров в его книге «Белая Сибирь» рассказывает, что он не брался удерживать Омск во что бы то ни стало, а обещал лишь сделать все возможное для его удержания. Видимо, генерал Сахаров и поныне не успел додуматься, что дело заключалось не в терминологии, а в том, что его «обещание» в корне изменяло принятый уже план действий, что в случае несдержания его обещания вело неизбежно к катастрофе.

Было начало ноября, холода уже начались, но Иртыш еще не стал и создавал видимость неодолимой преграды, за которой будто бы можно было упорно оборонять Омск. Но через несколько дней с неизбежным замерзанием реки эта преграда должна была исчезнуть и тем самым предрешить судьбу Омска, ибо красные могли в любом месте обойти по льду обороняющие Омск войска.

Что этого не понимали Колчак, Сахаров и И ванов-Ринов, Бог им простит их невежество в военном деле, они, несомненно, заблуждались добросовестно. Но непростительно, что генерал Дитерихс, образованный и опытный военачальник, отступил молча, вместо того чтобы авторитетно разъяснить Колчаку его заблуждение. С карандашом в руках и с термометром за окном не трудно было обнаружить всю неосуществимость надежд Колчака на Сахарова. Если бы и это не помогло, надо было бороться до конца: собрать совет наличных министров, совещание старших начальников, кого и что угодно, чтобы заявить Колчаку, что он идет на гибель остатков армии, что дело отнюдь не касается его личного престижа или его правительства, а на карту ставятся интересы государства.

Дитерихс этого не сделал, в должность главнокомандующего вступил Сахаров, а начальником штаба вместо опытного генерала Рябико-ва был назначен совершеннейший младенец Оберюхтин. Не знаю, каков был его настоящий чин, по-сибирски он назывался генерал-майор.

Я поставил в подзаголовок настоящей главы слова «план генерала Сахарова» только потому, что в нашем языке нет слова, обозначающего противоположное понятие, что-либо вроде «беспланье», ибо у Сахарова никакого плана не было, да и быть не могло. Просто была приостановлена эвакуация Омска, а первой армии приказано было вернуться по железной дороге в Омск. Она и вернулась, но из вагонов выходить не пожелала. Собственно, и не для чего было. Легко себе, однако, представить, какая каша заварилась на железной дороге с изменением расписания эвакуации и с обратным движением воинских эшелонов во встречном эвакуации направлении.

В самых первых числах ноября Иртыш стал, и тут даже Сахаров понял, что затеял неумную игру и только подвел адмирала. Был отдан приказ об очищении Омска и об отходе войск на восток, другими словами, были потеряны две недели для планомерного отхода и внесена путаница в железнодорожное движение. За предвзятость мышления Колчака и за безграмотную самонадеянность Сахарова вскоре жестоко расплатилась Россия и сам адмирал Колчак.

Колчаку, если он чувствовал себя еще Верховным Правителем, естественно было бы спешить уехать в Иркутск, где собрались все его министры (за исключением министров путей сообщения и продовольствия, остававшихся при штабе), а там наладить управление, озаботиться размещением армии в новых районах…

Г. Клерже{92}

Гражданская война в Сибири{93}

Чтобы проехать в Пермь по воде, надо было предпринимать сложное путешествие по реке Унже, впадающей в Волгу около города Юрьевца. Вверх по Волге отходили пароходы весьма небольшого размера, но и те, дойдя до слияния с Унжой, в нее уже не заходили. Приходилось здесь делать новую перегрузку на еще меньший плоскодонный «паузок», который весьма медленно тащил до маленького городка Макарьева, где снова, то есть уже в третий раз, пришлось пересесть на малюсенький, грязненький буксиришку, который тащил за собой на длинной бечеве что-то вроде парома.

На пароме, заставленном всякой всячиной и рухлядью, располагаться было совершенно невозможно, почему автор настоящих воспоминаний со своей семьей, будучи единственным в своем роде «редким» пассажиром на подобного образа «пароходе», поместился в трюме буксира, напоминающем собою простой погреб, куда можно разве складывать только бочки с селедками. Это путешествие было «первой данью», которую надо было платить Октябрьской революции, тому, кто не видел в ней никакой для себя «прелести»… И эту «дань» мы, русские, заплатили, да и до сих пор платим еще весьма исправно…

Около суток времени было потрачено на блуждание по этому первобытному речному сообщению, по которому едва ли когда-либо ездил хоть один пассажир «дальнего речного плавания»… На этих «калошах» и «полукалошах», очевидно, разъезжали только местное именитое купечество да власть имущие становые и исправники.

На рассвете тащивший в своем грязном и тесном трюме семью «артиста» Юрия Федоровича Светланова{94} буксиришка с грехом пополам добрался до маленькой и совершенно невзрачной пристанишки у деревни Мантурово. Отсюда, очевидно, регулярного сообщения вверх по Унже не существовало. Дальнейшее путешествие до Перми надо было совершить по железной дороге, ближайшая станция которой Мантурово находилась в трех верстах от только что достигнутой пристани того же наименования. Нагрузив вещи на простую крестьянскую телегу и следуя за ней пешим порядком по узенькой проселочной дороге, побрели усталые и измученные горе-путешественники на глухой полустанок Мантурово.

От сонного сторожа, несказанно удивленного появлением столь необычных пассажиров в этом районе, узнали, что в скором времени на Вятку из Петрограда пройдет «курьерский» поезд… Останавливается он здесь на несколько минут, и попасть на него довольно трудно,