Читать книгу "Первое кругосветное путешествие на велосипеде. Книга первая. От Сан-Франциско до Тегерана. - Томас Стивенс"

и возвращается в свой нормальный ползущий темп, потому что, когда через три мили или около того, на открытой дуге, я оглядываюсь назад и вижу, как он неспешно вздымается из-за холма.

На полпути через равнину я прихожу к фонтану и немного останавливаюсь, потому что день неприятно жаркий, а грунтовая дорога покрыта пылью. Правительственная postaya araba также останавливается здесь, чтобы отдохнуть и освежить лошадей. Я не премину заметить склонность азиатов основывать свои выводы исключительно на одежде и общем внешнем виде человека, потому что кажущаяся несостоятельность моего шлема «Ингилис» и черкесских мокасин не раз озадачивала их. И теперь один умник из этой команды у придорожного фонтана упорно утверждал, что я не могу быть англичанином из-за моих усов, которые я ношу без бакенбардов, что дает основание к его уверенному убеждению в том, что я скорее «австриец», причем австриец больше, чем француз или житель, что интересно, луны (?). Я удивляюсь, но удивляюсь не без тщеславия.

В пять часов вечера, 16 августа 1885 года, я нахожусь на грубой каменной плите, одной из тех древних надгробий, чьи зазубренные ряды составляют пригородную местность Ангоры, с досадой очищая грязь с себя и своей грязной одежды - результаты небольшого просчета в моей способности прыгать через оросительные канавы на велосипеде. Пока я занимаюсь этим увлекательным занятием, откуда-то таинственным образом собираются несколько любознательных, как они неизменно делают каждый раз, когда мне приходится останавливаться на минуту, и, следуя инструкциям из письма Аяша, я спрашиваю путь к «Ingilisin Adam» (человеку англичанину). Они проводят меня через несколько узких, плохо вымощенных улиц, ведущих вверх по холму, который занимает Ангора, - расположение, которое придает столице античной Галатии поразительный вид издали — затем, в помещение армянина, который считается способным разобраться в английском, если ему позволят несколько минут вспоминать каждое слово - джентльмен медлителен, и не совсем уверен в себе. От него я узнаю, что мистер Биннс и его семья проживают в летние месяцы на винограднике в пяти милях отсюда, и что мистера Биннса не будет в городе до завтрашнего утра, и что «Добро пожаловать в скромное гостеприимство нашей бедной семьи». Это последнее сказанное им - откровение для меня. Его тяжелое и резкое произношение вместе с общим отношением моего добровольного хозяина не менее поразительно. Если кротость, скромность и почтительность, пронизывающие каждый взгляд, слово и действие человека, представляют собой достоинство, тогда наш армянский друг, без сомнения, самый достойный из людей. Находясь под впечатлением, что он «Ingilisin Adam» мистера Биннса, я без колебаний принимаю предложенное им гостеприимство на ночь. И, убирая велосипед, я продолжаю чувствовать себя как дома, в той простой манере, которая свойственна человеку, привыкшему к постоянным переездам. Позже вечером, представьте мое удивление, когда я узнал, что я таким образом небрежно расквартировался, так сказать, не у человека мистера Биннса, а у армянского пастора, который приобрел свое небольшое знакомство с моим собственным языком от связи с американской миссией, имеющей штаб-квартиру в Кайсарии. Весь вечер шумная толпа осаждала пасторат, беспокоя моего бедного человека из-за меня. Еще более раздражающим и печальным было то, что я узнал впоследствии, что его жена совсем недавно ушла из этой жизни, и скорбящий пастор все еще в трауре из-за этого - я испытываю желание поскорее выпинать себя из его дома. Следуя азиатскому обычаю приветствовать незнакомца, и в силу стремления удовлетворить своё всепоглащающее любопытство, на следующее утро люди снова собираются стаями в пасторате, переполняя дом и территорию вокруг, пытаясь узнать все обо мне и моем неслыханном способе путешествия, задавая вопросы бедному пастору почти до умопомрочения. Кажется, мысли этого превосходного человека целиком и полностью связаны с миссионерами и миссионерскими предприятиями. Настолько сильно, что некоторые мои негативные утверждения не могут полностью развеять его мысль о том, что я каким-то образом связан с работой по распространению Евангелия в Малой Азии. И, войдя в комнату, где я занят интересным занятием возвращения саламов и любопытными взглядами пятидесяти церемониальных посетителей, медленными, размеренными словами он спрашивает: «Есть ли у вас какие-нибудь слова для этих людей?» как будто совершенно ожидая увидеть, как я встану и торжественно призову собравшихся мусульман, греков и армян отказаться от религии лжепророка в одном случае и исправить ошибки их путей в другом. Однако я достаточно хорошо знаю, чего они все хотят, и вполне удовлетворительно их всех отправил восвояси, пообещав им, что у них у всех будет возможность увидеть езду на велосипеде до того, как я уеду из Ангоры.

Около десяти часов прибывает мистер Биннс, и он очень удивлен нелепой ошибке, которая привела меня к армянскому пастору, а не к его человеку, которому он оставил инструкции относительно меня, если я приеду после его отъезда вечером на виноградник. Взамен у него есть забавная история, рассказывающая о людях, которые подстерегают его по пути в его офис, рассказывая ему, что англичанин прибыл с замечательной арбой, которую он немедленно запер в темной комнате и которую никому не показывают. Они умоляют его спросить меня, могут ли они прийти и посмотреть. Остаток дня мы проводим, осматривая город и базар. Мистер Биннс любезно объявляет, что он на службе у меня на сегодняшний день и, похоже, склоняется к тому, чтобы показать мне все самое интересное. Одна из самых любопытных достопримечательностей, которая присуща Ангоре из-за ее положения на холме, где почти нет воды, - это сбивающий с толку рой su-katirs (водных ослов), занятых перевозкой воды вверх в город из ручья, который течет у основания холма. Эти несчастные животные не делают ничего на всем протяжении своей трудовой жизни, кроме тяжелого труда, с почти автоматической регулярностью и беспрецедентностью подъема вверх по извилистым, каменистым улицам с дюжиной больших глиняных сосудов с водой и снова вниз с пустыми емкостями. Осел зажат между двумя длинными деревянными желобами, подвешенными к грубому вьючному седлу, и в каждом желобе помещается шесть сосудов, в каждом из которых содержится около двух галлонов воды. Легко представить себе рой этих непривычных и примитивных средств передвижения, необходимых для снабжения населения в тридцать пять тысяч человек. Расспрашивая, что они делают в случае пожара, я узнаю, что они даже не думают бороться с огнем с помощью его естественного врага, но, собираясь на смежных крышах, они душат пламя, забивая горящее здание мягкими, рассыпчатыми кирпичами, из которых в основном построена Ангора. Дом в огне, с полуголыми местными жителями на соседних крышах домов, бомбардирующих прыгающее пламя кирпичами, несомненно, был бы интересным