Читать книгу "Расул Гамзатов - Шапи Магомедович Казиев"

перечитывал свои дневники и нашёл один эпизод... Были мы в Группе советских войск в Германии: Гамзатов — тогда член Президиума Верховного Совета, Ян Френкель и Яков Смоленский, замечательный чтец. Я почти не пью, Ян Френкель имел привычку налить большой фужер, выпить — и всё. Смоленский тоже бражничеством не увлекается. Но в каждой воинской части нам устраивали большое застолье — им самим хотелось погулять, они устали. И вот сопровождавший нас капитан мне говорит: “Боюсь я: вы гуляете, а шифровки-то идут!”

Я пересказал этот разговор Расулу. Говорю, кончать надо это дело, мы же людей подводим. Ночью мы приезжаем в штаб какой-то дивизии, и Гамзатов подходит к дежурному офицеру: “Немедленно соединить меня с Брежневым!” У того глаза на лоб. Листает какой-то журнал с телефонами, а Гамзатов: “Отойдите, я сам наберу”. И набрал, я слышу гудки. Он говорит: “Все спят, только я один работаю!” — и удаляется. Выходим из штаба, я бросаюсь к нему: “Ты с ума сошёл?! Это же телефон правительственной связи!” “Конечно, — говорит Расул. — Кто бы мне поверил, если бы я стал звонить по обычному? А так завтра они будут знать, что я звонил Брежневу, и прекратят посылать свои шифровки”».

АВАРСКИЙ СОНЕТ

Многое в творчестве Расула Гамзатова стало новым для дагестанской литературы. Он обогатил её новыми образами, формами и жанрами. Афористичные надписи и письмена перекликались с изящными сонетами и элегиями, созывая на поэтическое пиршество культурные традиции Востока и Запада.

«Русский язык стал для нас вторым родным языком, — писал Расул Гамзатов. — Русскую литературу мы воспринимаем как собственную литературу. Русская литература помогла нам писать лучше, сильнее, писать точнее, конкретнее, выразительнее излагать мысли и чувства. Мы стали мыслить шире, стали чувствовать глубже. Она нас познакомила с замечательными образцами неизвестных нам жанров. Горская поэзия приобрела новые черты: её музыкальность обогатилась словесной живописью, умением создавать выразительные, реалистические картины».

Гамзатов многое делал в литературе горцев впервые, одной из форм его новаторства стала поэзия в жанре сонета и элегии.

Стихотворение — стихов творенье.

Такого ремесла на свете нет.

А что же есть? Есть горы в отдаленье,

Дожди и снегопады, тьма и свет.

На свете есть покой и есть движенье,

Есть смех и слёзы — память давних лет,

Есть умиранье и возникновенье,

Есть истина и суета сует,

Есть жизни человеческой мгновенье

И остающийся надолго след.

И для кого весь мир, все ощущенья

Поэзия — тот истинный поэт.

Но как же пишутся стихотворенья?

На сей вопрос я сам ищу ответ[136].

Потребность сказать ещё несказанное, выразить невыраженное, исповедальность очищающей душу поэзии всегда оставались манящим горизонтом, к которому он стремился. Он верил, что для поэзии нет ничего невозможного. А новые формы — это новый духовный опыт, а не количество строк, катренов или терцетов. Каждый замысел, чувства, переживания требовали своей особой формы.

Когда вышла книга сонетов Расула Гамзатова, началась яростная дискуссия. Когда-то и в русской литературе сонетов не было, но затем они стали её органичной частью. Сонеты писал ещё Василий Тредиаковский в XVIII веке, их писали Александр Пушкин, Афанасий Фет, Александр Блок, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Иннокентий Анненский, Анна Ахматова, Максимилиан Волошин, Илья Сельвинский и многие другие поэты. Особенную популярность сонеты обрели после перевода Самуилом Маршаком сонетов Шекспира, за эти переводы он даже получил Сталинскую премию в 1949 году.

«Когда мои сонеты были опубликованы в аварской газете “Красное знамя”, они вызвали ряд недоумённых вопросов, — вспоминал Расул Гамзатов. — ...Напоминая мне о вековых строгих законах сонета, цитируя толкование этого термина в словарях, ссылаясь на Петрарку и Шекспира, меня спрашивают: не выглядят ли мои сонеты на аварском языке как горский кинжал на европейском костюме?

Мой силлабический аварский стих — он не имеет в конце строки рифм. Его крепость, напевность и созвучие основаны на других средствах, его архитектура имеет другую базу.

Новшество рифм, созвучий в конце строк многие “новаторы” хотели внести в аварский стих под влиянием поэзии других народов, других литератур. Но эти подковы горским коням не подошли, лошади падали вместе с всадниками. Сколько бы плёткой ни ударяли, они и с места не сдвинулись. Это было насилие. Насилие противопоказано поэзии».

Элегии, сонеты

И поэмы —

Всё разработка

Той же самой темы.

Мои стихи —

Как их ни назови —

Диплом

И диссертация любви[137].

«Когда-то я написал книгу восьмистиший — тогда восемь строк были соразмерны моему замыслу, — говорил Гамзатов. — На этот раз в четырнадцати строках мне было удобнее высказать всё, что я чувствую. В этой “сакле” мне было уютно со своими мыслями.

Когда вышла моя книга “Письмена” со всеми восьмистишиями, четверостишиями и надписями, многие критики заметили в них использование каких-то восточных форм. Я утверждаю, что Восток тут ни при чём. Своих “детей” я должен одевать сам.

Долгие годы свои мысли, раздумья и наблюдения я заносил в тетрадь. Я думал, что они мне пригодятся потом, когда я буду писать большие поэмы. Но потом, когда я всё перечитал, то понял: зачем писать поэмы, когда эти отрывки живут как самостоятельные произведения!

Восьмистишия и четверостишия — это не традиционно аварский стих, как некоторые хотят представить. Но в каждом стихотворении бывают особенно запоминающиеся две, четыре или восемь строк. И мои “Письмена” составлены как бы из этих запоминающихся строк придуманных, но не написанных мною стихотворений. Когда я поделился замыслом своей предстоящей книги и прочёл первые наброски, друзья сказали: да это же аварские сонеты! Действительно, по сути, по композиции и даже по теме мой замысел, показалось мне, ближе всего к форме сонета. И я решил написать сонеты средствами аварской поэтики...

Брак аварского стиха с европейским сонетом — это брак по любви, и в нём не было никакого насилия. Здесь я на своём коне и у своей калитки...

Когда Марине Цветаевой, отдавая должное её стихам, французы выражали сожаление и недовольство тем, что она пишет не свободным стихом, а в рифму, она ответила: “Разве это я пишу, народ писал и пишет рифмами”.

Так же и меня могут спросить: почему вы не пишете в рифму,