Читать книгу "Том 6. Поднятая целина. Книга первая - Михаил Шолохов"

В связи с этими характеристиками особенно интересно свидетельство самого Шолохова о том, что он «хорошо знал моряка, флотского механика Плоткина и слесаря-путиловца Баюкова… Много раз встречался с ними и на бюро райкома и в колхозах, где они работали. Приходилось мне наблюдать работу и других двадцатипятитысячников. Типическое, что я наблюдал в их делах, буднях, было воплощено в образе Давыдова» («Советский Казахстан», 1955, № 5, стр. 79).

Примечательно, что, воплотив в себе наиболее характерные черты и свойства реально существовавших людей, лучших «героев своего времени», образ Давыдова сделался нарицательным, стал служить примером для подражания. Нередко о хорошем председателе колхоза говорят: «Настоящий Давыдов!» И многие председатели колхозов как бы узнают в этом шолоховском герое самих себя. О таком случае рассказывает, например, писатель Анатолий Калинин: «Из Миллерово в Вёшенскую мы ехали с председателем одного из верхнедонских колхозов. По дороге он, горячо поблескивая глазами, уверял: «Хотите верьте, хотите — нет, но только я вам серьезно говорю, что Давыдова Шолохов с меня списал. И это не хвастовство. Помните у Давыдова щербатинка во рту?.. Так вот, посмотрите…» И наш собеседник в доказательство обнажил выщербленные впереди, белые, как кипень, зубы» («Михаил Шолохов. Литературно-критический сборник», Ростов-на-Дону, 1940, стр. 147).

Собирательным является в «Поднятой целине» и образ Половцева, однако и у него есть свой прототип. Упоминавшийся уже Н. Ф. Телицын говорил: «Половцев — это сколок, точный портрет одного есаула… Не стоило бы его, вражину, и вспоминать, но раз для истории надо, то из песни слова не выбросишь. Знал я его сызмальства. Станишник он мой, из Боковской — Александр Сенин его звали. Окончил Новочеркасское юнкерское училище, с мировой войны пришел подъесаулом. Это он был комендантом суда, который казнил Подтелкова и Кривошлыкова. Шолохов в «Тихом Доне» именно его упоминает. Отступал он до Новороссийска с Деникиным, а потом сдался под фамилией Евлантьева, вступил в Красную Армию, дослужился до командира эскадрона… Потом пролез этот… Евлантьев в следователи Особого отдела Блиновской дивизии. В 1923 году в Ростове был опознан нашим станишником Малаховым и разоблачен. Присудил его трибунал к расстрелу, но по Всероссийской амнистии 1923 года он был помилован и сослан на Соловки. Вернулся домой в Боковскую в 1927 году, стал учителем в школе второй ступени… и начал сколачивать свои силы против советской власти. К началу коллективизации он создал в хуторах и станицах Верхнего Дона кулацко-белогвардейский «Союз освобождения Дона», пытался поднять мятеж весной 1930 года. Статья Сталина «Головокружение от успехов» выбила у него почву из-под ног. К лету он вновь собрал силы. План у него был таков: захватить сперва центральную усадьбу совхоза «Красная заря». Затем, обрезав телефонную и телеграфную связь, атаковать Боковскую, Вёшенскую, Базки, чтобы обезоружить милицию и партийный актив. Но план этот был разоблачен, и вся его шайка изъята ОГПУ» (К. Прийма, Шолохов в Вёшках, «Советский Казахстан», 1955, № 5, стр. 77–78). Правильность этих фактов подтверждает и Шолохов. «В те годы, — рассказывает Михаил Александрович, — на Верхнем Дону была подпольная кулацко-белогвардейская организация. Она имела довольно широко разветвленную сеть. Был во главе ее и свой Половцев, есаул из станицы Боковской, пытавшийся поднять восстание против советской власти. Это был умный, хитрый, начитанный и сильный враг. У него, например, кроме оружия, было изъято собрание сочинений Ленина. Есаул этот… всерьез изучал ленинизм! На вопрос, что он искал в трудах Ленина, при допросе ответил: «Чтобы бить врага, надо знать его оружие». Таков был наш противник в годы коллективизации. Нити от Половцева вели в Сталинградскую, Воронежскую области и даже на Кубань. В хуторе Рябове (на стыке Сталинградской и Воронежской областей) и хуторе Конькове в Вёшенском районе у есаула была своя штаб-квартира. Взять его органам ГПУ было довольно трудно» («Советский Казахстан», 1955, № 5, стр. 80).

Представителем массы крестьян-середняков, пришедших в колхозы по зову большевистской партии, выступает в «Поднятой целине» Кондрат Майданников. О том, как рождался этот образ, Шолохов рассказал писательнице Вере Кетлинской. «Однажды ночью мы заехали в деревню, было поздно, во всей деревне только в одной хате горел огонек. Мы завернули на огонек, нас впустил старик, устроил на ночлег. В доме все спали, спала вся деревня, а он один сидел, тихонько возился над старым валенком, и не спалось ему. Меня заинтересовало, что не дает спать старику, что заставляет его сидеть одиноко, глубокой ночью, при тусклом огоньке. Вышел к нему покурить. Присел, разговорились. Колхозник. Живет неплохо. «Только скучно мне. Бывало, ночью встанешь, выйдешь к скотине, поглядишь. А сейчас выйти не к кому». Глубокие корни чувства собственности хорошо известны, а вот трудно бывает сказать об этом так выразительно и просто, как говорит без слов вот эта фигура старика, копающегося над старым валенком всю ночь, потому что не спится, потому что «выйти не к кому» («Комсомольская правда», 1934, 17 августа).

Вот эти-то переживания человека, с трудом изживающего «гадюку-жалость» к личной собственности, раскрылись во всей полноте в образе Майданникова. Но Шолохов обогатил этот образ множеством других характерных черт, сделал его типическим.

Одним из самых своеобразных персонажей «Поднятой целины» является дед Щукарь. Популярность его настолько велика, что в 30-х годах корреспонденты столичных газет не раз на Дону встречались с людьми, считавшими себя «Щукарями». Сообщения об этом проникли и в прессу (см. например, статью И. Экслера «Писатель-большевик» в журнале «Огонек» № 5 за март 1939 г.). Однако конкретных прототипов у деда Щукаря не было. В своем очерке «В гостях у писателя» Г. Лит. (Ю. Лукин) по этому поводу пишет: «Узнали мы по дороге в Вёшенскую и насчет деда Щукаря. Ни с какого определенного человека этот образ, оказывается, не списан. Наоборот, когда вышел шолоховский роман, в характере и облике одного из местных дедов нашли очень много общего с популярным героем «Поднятой целины». И его стали звать Щукарем. С этим именем он ездил в Москву. Это и сбило с толку репортеров» («Михаил Шолохов. Литературно-критический сборник», Ростов-на-Дону, 1940, стр. 159).

«Дед» этот — колхозник Т. И. Воробьев — рассказывал о себе: «Я прожил более чем много лет. Молодость мою сожрал проклятый старый режим. Тяжеленько было до советской власти. А я все же никогда не унывал. Мою жизнь всегда украшало веселое, шутейное слово. И когда уже посеребрилась моя борода, приключилась со мной, скажу вам, еще одна история… А виноват в этой истории Михаил Александрович Шолохов. Вывел он в своей книге деда Щукаря. И получилось оно так, скажу вам, что вроде я чисто вылитый Щукарь: скажите, кубыть с меня списал. А я ить сроду не был Щукарем. Это теперь меня многие так зовут, а все потому, что Михаил Александрович Шолохов умело подметил где-то такого старичка, дюже схожего со мною. Я попробовал открещиваться: «Какой я вам Щукарь?» А мне отвечают: «Такого шутника и острого на язык более нет, поди, на Дону. Ты, Иваныч, самый щукаристый». Вот каким манером я угодил в герои книги» («Нева», 1955, № 2, стр. 161).

Проследить за отдельными этапами работы Шолохова над «Поднятой целиной» невозможно, так как рукописи первой книги романа пропали вместе с другими документами в начале Великой Отечественной войны. Можно сказать только, что работа над романом, занявшая два года (1930–1931), потребовала от писателя огромного напряжения сил, большого и самоотверженного труда.