Читать книгу "Эйвери: тройной отбор - Екатерина Романова"

По щекам катились слезы, когда меня волокли куда-то.

В этот раз зверствовать не стали. Меня заперли не в катакомбах, а в обычной спальне с решетками на окнах и железной дверью. Я кусала губы, заламывала руки и всю ночь металась в поисках выхода. Но выхода не было. Ни из комнаты, ни из сложившегося положения.

На рассвете меня казнят за то, что я дала малышке Эйвери возможность жить в любящей семье и никогда не узнать, что родная мать от нее отказалась.

За это Таврия лишится наследника.

Впрочем, не нужно лишних драм. Рен все же жив. Он вернется. И обязательно наведет в стране порядок. Меня похоронят, а он завершит отбор и обязательно подарит королевству наследника. Жизнь продолжится, и мир не рухнет, и Таврия устоит. Это война, а на войне невозможно без жертв…

К утру я уже почти смирилась со своей участью и успокоилась. Слезы высохли, страх сменился грустью. Если бы мне предложили прожить эти моменты заново, я бы ничего не стала менять. Все равно бы передала Эйвери на удочерение, а, значит, и жалеть мне не о чем!

К утру в замке стало неспокойно. Сквозь зарешеченное окно я видела, как сооружают постамент для виселицы, как снуют по площади гвардейцы, придворные и странные люди, с наглухо закрытыми капюшоном лицами. Где-то в глубине души зародилась надежда, что все будет как прежде. Что вот-вот распахнется дверь, на пороге окажется Ренальд и, с усталой улыбкой на губах скажет, что все позади.

Но в дверях стоял вовсе не Ренальд. И улыбка на губах Вайлена была отнюдь не усталой. Хорошо отдохнувший, но неизменно отталкивающий окт Рамес, самодовольно улыбался, глядя на меня как на жертвенного агнца. Пожалуй, именно им я сейчас и являлась. Заявить о том, что я ношу под сердцем наследника стало нашей ошибкой. Если бы мы скрыли, если бы молча дождались Ренальда, если бы дали Вайлену возможность поиграть эти дни в регента…

Сплошные «если». Увы, но и я, и королева Айсефлора оказались никудышными стратегами. Разрабатывать тактику ведения войны должны мужчины, но никак не женщины. Удел королевы – сохранять в короле человечность. Удел короля – принимать жесткие, а порой и жестокие решения, но необходимые для мира и безопасности страны. В этом и заключается гармония, это и превращает мужчину и женщину, короля и королеву в единое целое, это и позволяет Таврии развиваться и процветать.

– Будет последнее желание? – ударило в спину, когда гвардейцы повели меня по узкому коридору.

– Боюсь, вы не в силах его выполнить, – заметила язвительно.

– Даже любопытно узнать, в чем оно заключается!

Вайлен даже здесь не пожелал оставить меня в покое и двинулся следом за нами.

– Вам придется жить всю оставшуюся жизнь с неудовлетворенным любопытством!

Потому что, очевидно, умереть на месте он не в состоянии, а, значит, и мое последнее желание выполнить не может. Мужчина фыркнул и стремительно двинулся в другую сторону.

На площади оказалось многолюдно. Глянуть на страшную преступницу, которая дерзнула передать ребенка в любящую семью, собралось без малого несколько сотен человек всех мастей! Они что-то выкрикивали, показывали мне неприличные жесты, некоторые даже кидали камнями, но они не достигали цели – эйсфери укрыли нас щитами.

Среди толпы я заметила тех странных людей – в капюшонах. Один из них ободряюще мне улыбнулся и кивнул. Я нашла взглядом другого, он тоже словно подавал мне какие-то знаки. Но какие? Кто эти люди? Что все это значит?

Меня усадили на лавку рядом с другими преступниками, чья казнь должна состояться сегодня. Три человека, три виселицы и один палач, который сейчас, надев на голову корону короля Керфорда, даже не дожидаясь коронации, смотрел на нас с балкона дворца, развалившись в широком бархатном кресле.

Этажом выше на балконе стояли Ленард, Аида и еще несколько эйсфери, которых я не знала. С ними три человека в черных плащах с закрытыми капюшонами лицами. Неужели они что-то готовят? Хотят спасти меня? Выкрасть? И что дальше?

Сердце ускорило бег. Разве такое возможно? А почему нет? Конечно, гвардейцы тут же начнут атаку, но, если на нашей стороне хотя бы дюжина воинов и пара магов, то мне хватит времени и проворства, чтобы убежать. А дальше – скрыться и продержаться до прихода Ренальда. Признаться, мне не приходило в голову, что друзья попробуют что-нибудь придумать, как-то прийти на выручку. В заколдованной комнате я даже не могла отправить магическую весточку, а сейчас не имела такой возможности – мои руки связали.

Аида поймала мой взгляд и кивнула. Почему все мне кивают? Если бы я только могла понять, что это значит! Если бы могла хоть как-то помочь!

Тревожно застучали барабаны и на помост взошел председатель Сената. По древнему обычаю, он зачитал приговор каждому из нас, громко объявил, что казнокрад, смертоубийца и преступница против отношений семьи и детства будут сегодня казнены приказом короля Вайлена и королевы Айсефлоры, которой, к слову, вовсе на казни не было.

Регент нехотя махнул рукой, чем положил начало действу. Первым на помост вывели казнокрада. Палач, чье лицо надежно скрывала плотная черная маска, накинул на шею преступника петлю. Смотреть на человеческие страдания – выше моих сил. Я отвернулась, когда раздался хруст. Зажмурилась, слушая, как в тишине раздаются предсмертные хрипы человека, который отчаянно борется за жизнь, болтая ногами, пытаясь урвать хоть глоток воздуха, а потом – полная тишина, которая тут же сменилась восторженными возгласами толпы. Чему они радуются? Чему ликуют? Разве можно плясать на костях другого человека, пусть и преступника? Разве кто-то разбирался, почему этот мужчина решился на кражу? Разве кому-то было до этого дело? Разве можно лишить жизни только за то, что ты взял лишнее? Запереть в темнице, отправить на исправление, заставить платить – да. Но не убивать же!

Я сглотнула ком, когда на помост вывели второго преступника. Он со страхом поглядывал на болтающийся рядом труп и причитал. Действие повторилось.

Когда я поднималась по ступенькам, то уже отринула всякую надежду. Чудес не бывает. Каких-то несколько мгновений, всего пара минут, и я навсегда покину этот мир. А мне даже не дадут сказать последнее слово. Присутствующим – не дадут. Но я могу обратиться к Ренальду. Все, что я хочу ему сказать, умещается в трех словах:

– Я люблю тебя, – прошептала сквозь слезы.

Умирать страшно.

Даже самые смелые перед смертью смиряют гордыню.

Даже самые отважные проявляют малодушие.

Даже самые заклятые атеисты обретают веру.

Я шептала молитву, когда моей шеи коснулся жесткий обод веревки и, закрыв глаза, ожидала участи. Все чувства обострились: мягкое касание ласкового ветра, острый запах пота, сдобы и скошенной травы, тепло утреннего солнца – последний раз все чувствуется гораздо сильнее.

Опоры под ногами не стало внезапно. Прежде, чем повиснуть, я успела урвать жалкий глоток воздуха и широко распахнуть глаза. Подобно другим, я молотила ногами воздух, царапала веревку, силилась вздохнуть, но это бесполезно.