Читать книгу "Дверь в стене тоннеля - Николай Черкашин"

– Авантюрин. Держите…

– Ой, спасибо!

– Интересный камень. Приносит удачу только смелым.

– Он мне по гороскопу подходит. Вот и ношу.

– Помогает?

– Наверное, я не очень смелая.

Женщина в заячьей шапке и бежевом пальто с лисьим воротником мило улыбнулась.

– Авантюрин довольно редкий камень. Встречается только в Афганистане, на Горном Алтае и в Южной Африке.

– А вы кто? Геолог?

Еремеев усмехнулся и не стал разочаровывать собеседницу.

– Да… Вот вернулся, понимаете, из экспедиции, а дома не ждали, укатили в Выборг.

– А вы где живете?

– На Лиговке.

– Почти соседи… Вы знаете, у меня еще и перстень с авантюрином есть. Да вот беда – камень выпал и потерялся.

– Вашему горю легко помочь. Я как раз с горного Алтая вернулся.

– Ой, правда?! Может, вы телефончик оставите?

«Не будь лопухом, Еремеев, в гости просись, в гости! Может, чайком угостит. С булкой».

– Запишите.

– Ой, наш трамвай пришел!

Они доехали вместе до Лиговки, и Еремеев проводил новую знакомую – она назвалась Ольгой Михайловной – до самого подъезда. Всю дорогу Еремеев рассказывал ей об авантюрине, бирюзе и других полудрагоценных камнях. В Афганистане он лечил раненого геолога, искавшего в Бадахшане новые месторождения бирюзы и авантюрина. Потом в Москве он привлекал его однажды в качестве эксперта по одному «ювелирному» делу. Где-то должен быть его телефон. В принципе он даже мог бы помочь этой женщине с ее потерянным камнем.

– Вы не могли бы показать ваш перстень?

– Может, вы подниметесь ко мне?

Еремеев не заставил ее повторять приглашение.

«Боже, как доверчивы наши женщины», – думал он, входя в квартиру Ольги Михайловны. Окажись на его месте какой-нибудь отчаявшийся бомж, и этот визит мог окончиться для нее весьма печально.

Насчет чая он не ошибся. Огромная расписная фаянсовая кружка курилась ароматным парком свежезаваренной индийской травки. И под стать кружке лежал на тарелке бутерброд с сыром. И веселили глаз две розетки, до краев наполненные одна прозрачным акациевым медом, другая черничным вареньем, весьма целебным для расстроенного желудка.

– Может, вы хотите принять с дороги ванну?

Хотел ли он принять ванну?!

О, волшебный камень авантюрин! О, питерская фея в белой заячьей шапке!

Он блаженствовал в зеленоватой горячей воде с ароматом кедра под висящими на лесках полотенцами, колготками, лифчиками хозяйки. Похоже, и ночлег на чистых простынях улыбался ему сегодня. Что за странный день? Кстати, какое число? Двадцать пятое ноября. День рождения. Вот он – подарок судьбы.

Ты игрок, Еремеев. Ты всю жизнь пытался обыграть Фортуну в рулетку. Получай же свой выигрыш – большой бутерброд с сыром и ароматизированную ванну… «Ну и что? Я счастлив. Много ль надо человеку? Много… Когда у него есть бутерброд с сыром, ему хочется запить его соком кокосового ореха. Когда он заполучит вожделенный велосипед, ему захочется пересесть в “джип”. Когда он купит надувную лодку, он начнет мечтать о крейсерской яхте… У тебя все уже было, Еремеев! Останови цепь желаний, и ты обретешь счастье покоя и нирваны. Мир ванны… Анны…»

Он почувствовал, что засыпает, и поспешил вылезти из расслабляющей воды.

Секрет гостеприимства оказался довольно простым и прозаичным. Родной брат Ольги Михайловны возглавлял российско-финское СП по производству сувенирных поделок и был очень заинтересован в прямых связях с разработчиками самоцветов. Все это выяснилось из телефонного разговора, невольным слушателем которого Еремеев стал из-за слишком тонкой перегородки между ванной и прихожей.

– Федя, ты ему должен помочь с билетом на Москву, – увещевала брата Ольга Михайловна. – Он попал в дурацкое положение: задержался самолет с вещами экспедиции, и ему даже не на что уехать.

Слово в слово повторяла она его версию. Билет на «Красную стрелу» брат, такой же круглолицый и такой же простодушный питерский блондин, привез к ужину. Еремеев пообещал ему связать напрямую с добытчиками камня (найти бы только телефон того геолога), и Федор Михайлович подбросил его на своем «москвиче» к вокзалу.

Проводник долго проверял билет, с подозрением поглядывая на телогрейку столь непрезентабельного пассажира, наконец впустил его в ковровое царство зеркал, жардиньерок, накрахмаленного постельного белья… «Да, жизнь хороша игрой контрастов, – в который раз открыл для себя истину Еремеев, устраиваясь в двухместном купе. За пять минут до отхода поезда внесли вещи его попутчика, в котором он сразу узнал известного по газетам и телепередачам профессора-глазника.

– До Москвы? – спросил профессор, приглаживая седой ежик.

– До Москвы, – ответил Еремеев, пытаясь загородить спиной висевшую на крючке телогрейку. На этом их содержательная беседа надолго прервалась. Профессор, распорядившись насчет чая, с головой ушел в ворох деловых бумаг, а Еремеев принялся обдумывать план московских действий. Остановиться он полагал у Наиля, а дальше начать наводить справки о Татьяне. Ох, не нравился ему этот Иннокентий Петрович! Дура-баба, разве можно оставлять визитку, спасаясь от погони?!

А где Дельф? У Ленки? Хорошо бы… А с яхтой что? Конфисковали? Продали? Кому?

Профессор, взяв полотенце, отправился в коридор. Краем глаза Еремеев прочитал заголовок одной из бумаг – «Партия безопасности человека». Он развернул листок к себе и стал читать, поглядывая время от времени на дверь. Это было нечто вроде программного манифеста новой политической партии, которую, надо полагать, создавал профессор под свой всемирно известный глазной центр. Речь в нем шла об обеспечении самого насущного права человека – права на жизнь. Авторы манифеста не обещали небесных пряников и райской жизни на земле, но говорили о том, что Еремеев с лихвой испытал на своей шкуре – о полной незащищенности ныне человека не только как социального существа, но и как биологической особи, чье существование в сем бренном мире может прервать кто угодно – от бандита-одиночки до государственного ведомства – и когда угодно…

Профессор все-таки его застукал. Право, нехорошо читать чужие бумаги.

– Простите, ради бога, не утерпел. Уж очень точно все сказано!

– Ничего, ничего… Это все равно для публикации предназначено.

– Знаете, я после КПСС зарекся в какие-либо партии вляпываться. А вот в эту бы вступил. На чье имя заявление писать?

– Пишите на мое, – усмехнулся профессор. – А вы, собственно, кто?

– Бывший хирург, бывший следователь и бывший подследственный.

– Лихой у вас титул. А если поподробнее?

Поподробнее вышло до утра, пока за окном не потянулись заснеженные московские перроны.