Читать книгу "Города вам на пользу. Гений мегаполиса - Лео Холлис"

Дом номер 555 по Гудзон-стрит

В 2004 году Джейн Джекобс закончила книгу «Впереди Средневековье» — как оказалось, свою последнюю1. К тому времени она давно уже переехала из Нью-Йорка в Торонто, чтобы двоих ее сыновей забрали на Вьетнамскую войну. В Канаде Джекобс продолжала отстаивать свою концепцию городской жизни и сыграла важную роль в кампании протеста, увенчавшейся отменой планов по строительству скоростной автострады Спадина, а также боролась за обновление района Сент-Лоренс в Торонто. Она приняла участие в острой дискуссии о суверенитете Квебека, утверждая, что городам следует все больше отделяться от государств.

Однако в последней книге Джекобс выражен неожиданно пессимистический взгляд на будущее; это призыв спасти себя, пока не поздно. Так, она предсказывает распад сообществ, из которых состоит город. По мнению Джекобс, первопричины этих проблем не обязательно связаны с самим городом: все дело в упадке семьи, угасании науки в наших университетах, поскольку студентам нужны дипломы, а не знания, превращении экономики в «науку номер один», из-за чего все идеи должны быть продуктивными, переходе власти к крупным корпорациям и, наконец, как она выразилась, в культуре сиюминутного удовлетворения. Хотя эти факторы не порождены городом, они с особой наглядностью проявились в обветшании городской ткани и неэффективности инфраструктуры. Из-за неспособности градостроителей, ученых и политиков заметить признаки упадка город становится опасным местом.

Лучше всего этот прогноз подтвердился во время аномальной жары в Чикаго в 1995 году, когда за неделю от тепловых ударов, обезвоживания и отказа почек погибли более 730 человек — и это несмотря на предупреждения метеорологов и СМИ о наступлении опасных погодных условий. В те раскаленные дни больницы не справлялись с наплывом пострадавших. В тщетной попытке помочь владелец парка грузовиков-рефрижераторов предложил свои машины для хранения трупов, но вскоре обнаружил, что они наполнялись телами бедняков, больных и престарелых, и это было для него невыносимо. Позднее вскрытие показало, что в основном гибли старики, страдавшие от жажды или от жары в своих квартирах без кондиционеров, — соседи никакой помощи им не оказали.

После кризиса рабочая группа Центра по контролю и профилактике заболеваний облазила весь город в поисках причин столь высокой смертности, надеясь не допустить повторения этой катастрофы. Результаты были вполне предсказуемы: люди погибли потому, что не обратились за помощью или не нашли себе укрытие от жары. По сути, как указала Джекобс, авторы доклада обвинили самих погибших в том, что они не покинули собственные квартиры, не запаслись водой и не позаботились, чтобы их кондиционеры работали. Джекобс излагает альтернативную версию событий, основываясь на данных Эрика Клиненберга, который провел собственное, независимое от официального исследование этой погодной аномалии. Он сосредоточился не на ошибках отдельных людей, а выяснил, какие районы больше всего пострадали от этой катастрофы. К примеру, в районе Норт-Лаундейл на 100 тысяч жителей приходилось сорок погибших, а в Саут-Лаундейле — только четыре. В чем причина?

Клиненберг проанализировал различия между двумя районами и обнаружил, что главную роль в трагедии сыграли изъяны среды обитания, а не ошибки отдельных людей. Так, Норт-Лаундейл переживал упадок: там старикам было просто некуда податься — ни магазинов, ни парков, ни мест для собраний. В районе отсутствовало функционирующее сообщество, которое могло бы позаботиться о самых не защищенных перед лицом беды. Проблемы у этого района возникли уже давно и поддавались системному анализу: многие жители перебрались в пригороды, а на их месте не появились новые. Владельцы местных магазинов, столкнувшись со снижением спроса, также вывели отсюда свой бизнес. Когда «глаз» на улице стало меньше, ослабло и чувство общности. Клиненберг показал: винить следует не людей, а сообщество в целом. Почему району позволили прийти в упадок? Кто следил за этим? И кто закрывал на это глаза?

Если начистоту, то такие кварталы мы можем обнаружить и у себя, в любом городе. Это не трущобы, но они переживают трудные времена. Уровень преступности там повышается. Уличная ткань истрепалась чуть больше, чем следует, магазины закрываются, а в районную библиотеку перестали заходить читатели. Слишком часто мы бездействуем, пока сообщество не «взорвется» бунтом или не произойдет какая-нибудь катастрофа. Но может быть, уже вообще слишком поздно? Не свершились ли уже пророчества Джекобс о пришествии новой «темной эры»?

Пожалуй, все-таки нет.

Зачастую размышления о более совершенном городе называют утопическими мечтаниями, но этот сияющий мираж не оставляет воображения очень многих градостроителей, политиков и архитекторов. Сама «Утопия» Томаса Мора была завуалированной издевкой над местом, которого не существует, в отличие от «евтопии» — идеального мегаполиса. Этот идеал принимал целый ряд форм: о нем шла речь в «Государстве» Платона, коммунистической теории Карла Маркса и «Праве на город» Анри Лефевра, чьи труды — это попытки разными способами построить совершенное общество на основе созданных человечеством структур власти, составляющих город. Теоретики градостроительства вроде Патрика Геддеса, Ле Корбюзье и Эбенизера Говарда тоже надеялись найти способ построить материальное воплощение рая на земле. Для экономистов город — это идеальный рынок, где торговля способна процветать: по мнению некоторых, это равносильно полной свободе и обмену без каких-либо ограничений, другие же считают, что он требует законов и регулирования. В то же время для мыслителей вроде Скотта Бернхэма город — если он правильно устроен — обладает способностью поощрять и формировать взаимное доверие. Как мы видели, в истории есть немало примеров, когда города строились так, чтобы менять наше поведение — подавлять революции, делать нас рациональнее, побуждать целоваться, — но результаты планировки были неожиданными. Даже сегодня находятся архитекторы и политики, считающие, что с помощью правильного проектирования можно привить нам экологичный образ жизни, сделать здоровее, умнее — и даже счастливее.

Способы нашего общежития меняются с веками, и это оказывает огромное влияние на то, как мы взаимодействуем и ведем себя друг с другом. В Нью-Йорке, направляясь к югу по Гудзон-стрит, все время вспоминаешь, что Манхэттен застраивался еще в XIX веке, в соответствии с «решетчатой» планировкой, принятой в 1811 году. Глядя вверх, замечаешь на крышах кирпичных зданий водонапорные вышки: их начали устанавливать после того, как изобретение Элиши Отиса — безопасный лифт — впервые позволило архитекторам проектировать дома выше пяти этажей. Такие же творческие и технические инновации можно заметить в Лондоне времен сэра Джозефа Базэлджета, Париже времен барона Османа, Бостоне после пожара 1872 года, Сан-Франциско, поднятом из руин после землетрясения 1906 года. Эти города были порождением мечтаний инженеров. Сегодня мы имеем не меньше прав, чем эти мастера Викторианской эпохи, на переосмысление города. Но мы не должны повторять их ошибки.