Читать книгу "Русский Дьявол - Анатолий Абрашкин"

Похлебкину вторит Алексей Меняйлов, автор книги «Сталин: прозрение волхва», который в довольно раскованной манере пробует доказать, что в Сольвычегодске Сталин пережил инициацию (духовное преображение), то есть окончательно осознал свою принадлежность к числу избранных — хранителей тайного знания или, в меняйловской терминологии, волхвов. Если Похлебкин не выходит за рамки рациональных марксистских категорий, то Меняйлов упирает на мистические переживания, изменившие Кобу. При этом писатель идет существенно дальше своего предшественника и глубже вникает в суть сталинской метаморфозы. Он совершенно справедливо замечает, что «переход от «Кобы» к «Сталину» — вовсе не перпендикуляр в восприятии Сталина, как утверждает Похлебкин, а именно уточнение, внутреннее развитие, углубление взаимооотношений с собственным подсознанием, возможно, и с разумом». В финале своего исследования Похлебкин в самом деле сбился с правильного пути и написал, что имя «Сталин» — производная от фамилии какого-то безвестного переводчика Сталинского. Этот вывод в значительной степени снижает ценность его сочинения. Стоило ли городить огород, чтобы заключить поиски такой откровенной глупостью? Это и имеет в виду Меняйлов, когда говорит о «перпендикуляре в восприятии Сталина». Правда, сам он также не сумел разгадать тайну великого псевдонима, хотя суть его обозначил идеально.

Не стоит забывать и про еще один мистический момент: в декабре 1912 года Сталину исполнилось 33 года. Это возраст Христа. Илья Муромец отчего-то сидел сиднем не двадцать, не сорок годков, а ровно тридцать лет и три года. Видимо, это связано с тем обстоятельством, что тридцатилетие служит важным рубежом в выборе своего собственного пути. В тридцать лет увидел свой пророческий сон Гитлер, примерно в том же возрасте бесповоротно поверил в себя Ленин. Также и со Сталиным. В 1912-м, решающем для себя году он проявляет чудеса работоспособности. Его, безусловно, вдохновляет, что в январе по ходатайству Ленина он введен в состав Русского бюро ЦК РСДРП (б) и в ЦК в целом. Оказавшись в Петербурге, Сталин с конца февраля развивает кипучую деятельность по подготовке к выпуску первого номера «Правды», что и происходит 22 апреля 1912 года (ко дню рождения Ленина — тонкий ход хитроумного кавказца!). В тот же день Сталина арестовывают и ссылают подальше от Петербурга, в самую глушь — Нарымский край. Но Сталин вскоре бежит оттуда, причем осуществляет побег блестяще. Сам Иосиф Виссарионович настолько гордился им, что даже рассказывал о нем после революции: Сталин настолько располагал к себе ямщиков на сибирских трактах, что ни один из них не выдал беглеца полиции. Причем «расплачивался» с ними политзаключенный не деньгами, а душевным разговором и «аршинами» водочки (числом полных рюмочек, умещавшихся на досочке длиной в 71 сантиметр).

Возвратившись в Петербург в середине сентября, Сталин вновь с головой окунается в работу. По указанию Ленина он готовит выборы от рабочей прослойки в IV Государственную Думу, в октябре пишет «Наказ депутату», одобренный Лениным, а в ноябре и декабре не только ведет интенсивную переписку с Лениным, но и дважды выезжает на встречи в Австро-Венгрию и в Краков. Тогда же он по прямому заданию вождя начинает работать над статьей «Марксизм и национальный вопрос». Вторая, декабрьская встреча с Лениным происходит накануне дня рождения Иосифа Виссарионовича и Рождества. Сталин прибывает вместе с депутатами Думы, и его 33-летие приобретает исключительно торжественный характер: он может подвести буквально победные итоги определяющего года своей жизни:

1) удачный побег;

2) избрание в ЦК партии;

3) избрание большевиков в Думу;

4) выпуск «Правды»;

5) открытое одобрение и благожелательное отношение самого Ленина к сталинской работе в области марксистской теории (Владимир Ильич неоднократно дает высокую оценку талантливому грузину в письмах Горькому, Луначарскому и Каменеву).

Все эти достижения, конечно же, придавали особенную веру в себя и в свои будущие успехи. Естественно предположить, что псевдоним «Сталин» служил отражением этих ощущений, магическим словом, окруженным мистическим ореолом. В связи с этим имеет смысл немного поговорить об отношении Сталина к мистике. Крайне любопытные сведения на этот счет приводит Алексей Виноградов в книге «Тайные битвы XX столетия». Так, по личному распоряжению вождя из Ленинграда в Москву в 1930 г. была перевезена некая Наталья Львова. Потомственная ведьма, она использовала в своей практике, по воспоминаниям Анны Ахматовой, огромный спектр колдовских принадлежностей — от ритуального кинжала атаме до высушенных лапок неведомых птиц. Этот набор для выполнения обрядов черной магии она всякий раз брала с собой, когда ее вызывал Сталин. И всякий раз результатом этих таинственных визитов колдуньи были кадровые перестановки в руководстве большевиков. Известно также, что обращался вождь к экстрасенсу и «провидцу» Вольфу Мессингу.

Современный знаток оккультизма Б. Тулин-Шапиро сообщает другую, не менее интересную деталь из жизни «вождя народов». Сталин дарил на память гостям и знакомым только одну свою растиражированную фотографию, на которой он — вполоборота, сощурившись, раскуривает трубку. Почему Иосиф Виссарионович остановился на этом изображении как подарочном? Все объясняется очень просто: оно не годилось для энвольтования (магический обряд воздействия на изображение или куклу конкретного человека при помощи иглы с целью пробить «ауру» реального прототипа, нанести ему физический вред, вплоть до смерти). Глаза Сталина (самое уязвимое в магическом смысле место у человека) на том снимке прикрыты, а «внешний энергетический контур» защищен огнем.

Вообще у вождя проявлялись странные для лидера «воинствующих атеистов» интересы. Так, он штудирует книгу Анатоля Франса «Диалоги под розой», и, судя по многочисленным пометкам, игра с оккультным значением розы как символом тайны ему явно импонирует. Он читает о «душе, флюидах, эфире» и прочих не соответствующих материализму вещах, обводит кругом — знаком солнца фразу о тайном солнцепоклонничестве Наполеона.

В одном из своих выступлений Сталин сделал весьма откровенное признание: «От звания ученика, через звание подмастерья к званию одного из мастеров нашей революции — вот какова, товарищи, школа моего революционного ученичества» (Сталин И. В. Сочинения. Том 8. М.: 1948. С. 175). В этой фразе Иосиф Виссарионович воспользовался масонской терминологией, обозначив тем самым свое знакомство с темой закрытых обществ и тайных союзов. Тема «Сталин и масоны» до сих пор остается слабо разработанной и во многом неясной. Однако и в ней есть уже существенные наработки. Как оказывается, Сталин был некогда хорошо знаком с Гурджиевым. Они оба закончили одну семинарию в Тифлисе. Затем молодой Джугашвили стал фактически «духовным учеником» Гурджиева и даже жил, «просвещаясь», у него на квартире. К тому времени «учитель» успел много попутешествовать по Востоку, изучив опыт тамошних мистических школ. В 1905 г. этот мистик окунается в революцию. Он участвует в деятельности боевой группы… опять же вместе с верным Джугашвили.

В книге Гурджиева «Встречи с выдающимися людьми», которая читалась в узком кругу его учеников, была глава «Князь Нижарадзе», впоследствии почти вся уничтоженная по личному указанию автора. Это было сделано из-за некоего «щепетильного эпизода», воспроизведя который в книге Гурджиев «нарушил правила одного из «братств», где ему помогали и где его учили» (См.: Жуков Д. А. Таинственные встречи. М., 1992. С. 58). «Князь Нижарадзе» — один из псевдонимов Сталина, с документами на это имя его арестовали во время первой русской революции. Вывод отсюда, думается, следует однозначный: у Иосифа Виссарионовича и Гурджиева были особые отношения, которые не следовало афишировать. Как известно, Гурджиев руководил тайной организацией «Единое трудовое братство». Видимо, какие-то тайны этого «братства» и приоткрыл неосторожно Гурджиев в своей книге. А то, что они затрагивали личность «князя», убеждает нас в знакомстве Иосифа Виссарионовича с работой гурджиевской ложи. Символом брата в ней служила красная роза с лепестком белой лилии и крестом, означающая полную гармоничность. Этого указания вполне достаточно, чтобы понять, почему Сталин интересовался книгой Франса.