Читать книгу "Скифские империи. История кочевых государств Великой степи - Ф. Грэм"

Бояре обычно строили себе большие дома с высокими потолками и окнами с тонкими листами слюды вместо стекол, их обставляли диванами, которые служили как для сидения, так и в качестве кровати; в каждом жилом помещении висела икона Спасителя, Богородицы или какого-либо святого, которому гости кланялись при входе, прежде чем обратиться к хозяину. Всякое общение между людьми обставлялось самыми большими церемониями; ни один боярин не ступал больше пяти шагов, к его услугам всегда была верховая лошадь или возок. В поездках его сопровождали несколько рабов, бежавших по бокам от коня, причем любой человек сравнительно высокого положения или богатства владел рабами во множестве; часто это были его же соотечественники, продавшиеся в рабство ради того, чтобы получить защиту и пропитание. Платье у всех русских состояло из длинного кафтана с поясом или кушаком и шубы; они отличались лишь по качеству и материалу в соответствии с положением владельца. Рукава и перед кафтана, как правило, шили из цветного шелка, и у знатных и богатых людей воротник вышивали жемчугом; шапки высокой остроконечной формы шились из черного меха, их носили и дома, и в чужой земле, потому что русские, как правило, брили голову; длинные волосы были знаком траура или того, что их носитель впал в немилость у великого князя. Широкие штаны, рукавицы и алые башмаки или высокие сапоги с острыми носами, а у крестьян – нож или топорик за поясом довершали обычный русский костюм, который весьма напоминал костюм современных персов.

О браках всегда сговаривались родители жениха и невесты, поскольку жениху никогда не разрешалось видеть до свадьбы лица своей невесты; закон не позволял заключать брак более двух раз или между родственниками до четвертой степени родства. Дословно следуя предписанию апостола о том, «епископ должен быть непорочен, одной жены муж», никто не мог стать священником до тех пор, пока не женится; должность священника передавалась по наследству, и, поскольку доходы церкви шли в основном на обеспечение монастырей, священнику приходилось ради пропитания возделывать участок земли, который выделяли для него в деревне; но если жена его умирала, он не мог повторно вступить в брак и должен был уйти в монастырь, где вливался в черное духовенство, то есть монашество. Из их числа избирались епископы и архиепископы, а их главу – митрополита – после падения Константинополя назначали сами русские в лице своего князя; и ему подчинялись архиепископства Твери, Рязани, Перми, Суздаля, Коломны, Чернигова и Сарая, а также монастыри, число которых было велико по всей империи, управляемые настоятелями или архимандритами. Церковные правила и уставы отличались чрезвычайной суровостью; в течение года церковь устанавливала сто девяносто пять обычных постов, а от ее высших сановников требовалось вечно воздерживаться от мяса, рыбы, молока и яиц, и священникам не разрешалось принимать участие ни в каких видах развлечений или прикасаться к какой-либо еде в постный день или до совершения богослужения. Службы проводились в церквях три раза в неделю, затем раз в день; и пока священники распевали молитвы или читали обычные фрагменты из Священного Писания, прихожане сопровождали их возгласами «Господи помилуй!» или плачем и ударами лба о землю. Главным московским монастырем был Троицкий, впоследствии Троице-Сергиева лавра, где погребены останки святого Сергия и где монахи свободно принимали всех посетителей от великого князя до самого скромного крестьянина, пришедшего туда пообедать из большого медного котла, в котором постоянно варился суп с травами. Однако многие священники и монахи часто уходили в густые чащи и заброшенные области России, где жили отшельниками в землянках, выкопанных собственными руками, или в тесных хижинах, стоящих на высоких столпах (по которым их называли столпниками), и питались только корнями и травами; а другие отправлялись в далекие племена саамов и самоедов у берегов Ледовитого океана или в другие отдаленные провинции империи, чтобы проповедовать против гнета и поборов, от которых страдали все, и старались обратить народ в христианство и преобразовать его. Обычное духовенство, чей пост передавался по наследству, одевалось в платье, весьма похожее на мирское, лишь с прибавлением большой широкополой шляпы, и все они ходили опираясь на посох; епископы и архиепископы носили черные митры и шелковые рясы, а их посохи увенчивались крестом; монахи же всегда облачались в черное. Они выбривали волосы на макушке и носили скуфью, а по бокам отпускали длинные волосы, которые, как и бороду, не стригли, как это было принято у священников греческой церкви. В течение многих лет русские епископы собирали десятину в Литве, пока их не заставил отказаться от этой практики языческий князь Витовт, который не желал, чтобы его страна беднела, обогащая при этом его же врагов – московитов.

Когда русский великий князь хотел жениться, по обычаю всем боярам империи рассылали приказ доставить своих дочерей в указанный день в его дворец. Всех явившихся провожали в официальное помещение, куда строжайшим образом не допускался ни один слуга мужского пола, после чего за закрытыми и охраняемыми дверями девушки должны были раскрыть свои лица, а князь шел перед ними и выбирал самую красивую себе в невесты[238]. Женщинам, кроме старых, не разрешалось ходить по улицам и посещать церкви или места общественных развлечений; до сих пор можно увидеть своего рода галерею или террасу у собора в Кремле, где царица и ее придворные дамы были строго скрыты от посторонних глаз при посещении церковной службы. Они не обладали никаким влиянием или авторитетом и, говоря о высших классах, проводили дни за шахматами и музыкой и всевозможными легкомысленными забавами, а тех, кто пытался сбежать от мужа, подвергали страшному наказанию: закапывали заживо. В низших классах жены крестьян обычно плели кружево, шили и пряли, и порой, в особые праздники, им с дочерьми позволяли развлечься на качелях в поле, при этом женщинам не разрешалось отнимать жизнь у каких-либо птиц или иных животных, поскольку все умерщвленное женскими руками считалось оскверненным и нечистым. Платье русской женщины очень напоминало мужское, но в присутствии посторонних людей они всегда были плотно закрыты. Они также носили серьги и браслеты с блестящими самоцветами, румянили и белили лица и чернили зубы.

Таково было состояние России и обычаи ее народа в то время, когда Иван III взошел на отцовский престол. Его воспитывали в строгом уединении до пятнадцати лет, затем представили боярам в качестве их будущего государя, согласно обычаю, который соблюдался в тот период в отношении русских князей; однако его сердце давно уже втайне восставало против рабского и униженного положения соотечественников: он видел пагубное воздействие этой деградации на их характер, которое приводило к беззаконию и развращенности во всей стране. Духовенство, чье влияние было в империи самым сильным после татарского, слишком часто навлекало бесчестье на свое сословие по причине деспотии, грабительских поборов и всяческих пороков; порой владыки-нехристи предавали их правосудию, и тогда они являли собой позорное зрелище священника, получившего справедливую награду за преступления от рук обычного палача. Многие монастыри в далеких от Москвы областях, вдали от ока митрополита, были немногим лучше разбойного логова; монахи даже выходили по ночам на дороги и грабили проезжающие купеческие караваны и повозки одиноких путешественников, ехавших без охраны. Дружины, спешно собранные для войны, затем разошлись по стране, не имея ни денег, ни дома, грабя угнетенных крестьян и деревни; и повсюду царила анархия и хаос. Но с царствованием Ивана в истории России была перевернута трагическая страница и началась новая, более светлая эра. Взойдя на престол в возрасте двадцати двух лет красивым юношей богатырского роста, он своей наружностью привлекал к себе подданных, и с первого же года его правления они верили, что ему суждено стать их избавителем. Отказавшись выплачивать дань хану и освободив народ от чужеземных тиранов, хотя это освобождение было достигнуто в основном за счет доблести его подданных, нежели его собственной храбрости или мастерства полководца, он обратил свои труды на восстановление закона и порядка и, возродив кодекс Ярослава, дал народу другие, новые законы, более подходящие к эпохе и обстоятельствам, и попытался облегчить положение беднейших классов, наложив узду на те невыносимые притеснения, которым подвергала их знать. Он отменил временное ополчение и организовал регулярную армию, которая при помощи также введенного им огнестрельного оружия и артиллерии умело сражалась с ним в его многочисленных войнах; однако его характер был запятнан безжалостной и беспринципной жестокостью, которую мы слишком часто видим в реформах и действиях деспотов-победителей, несмотря на всю их мудрость. «Редко основатели монархии, – пишет Карамзин, – славятся нежною чувствительностию, и твердость, необходимая для великих дел государственных, граничит с суровостию… История не есть похвальное слово и не представляет самых великих мужей совершенными. Иоанн как человек не имел любезных свойств ни Мономаха, ни Донского, но стоит как Государь на вышней степени величия. Он казался иногда боязливым, нерешительным, ибо хотел всегда действовать осторожно. Сия осторожность есть вообще благоразумие: оно не пленяет нас подобно великодушной смелости; но успехами медленными, как бы неполными, дает своим творениям прочность. Что оставил миру Александр Македонский? – Славу. Иоанн оставил Государство, удивительное пространством, сильное народами, еще сильнейшее духом правления, то, которое ныне с любовию и гордостию именуем нашим любезным отечеством».