Читать книгу "Дань кровью - Виктор Юнак"

Эфренос-бей выслал вперед лазутчиков. Они-то и сообщили султану о стене сербских воинов, дожидавшихся врага. Мурат хотел было немедленно отдать приказ о нападении, и Эфренос-бею стоило больших усилий убедить султана изменить свое решение, которое могло бы стать роковым для огромной армии завоевателей.

— Мой падишах, сейчас день жаркий, воины устали, а враг свиреп. Завтра же на рассвете, с Божьей помощью и молитвой на устах мы, как один, отдадим свои души и головы нашему падишаху.

Подействовал аргумент, что и воины устали в постоянном марше, и самому падишаху необходимо подготовить укрытие. Велено было разбить лагерь северо-западнее Приштины.

Кровавое марево заката окрасило огромное поле, словно предчувствуя грядущую резню. Потом, спустя столетия, сербы засеют всю эту равнину красными полевыми маками, которые должны напоминать потомкам о героической борьбе прапрадедов с завоевателями.

Первым делом верноподданные падишаха установили на одном из небольших холмов шатер своего повелителя, над которым тут же взметнулись четыре знамени. Сначала желто-красное, с саблей Зульфикар в центре — знамя верных воинов падишаха — янычар. Над ним — зеленокрасное знамя гвардии, чуть выше — красное, символизирующее сипахов — регулярную конницу турецкого войска. И выше всех, как символ страны, белое знамя султана, исписанное золотой арабской вязью.

Существовало предание, что это белое знамя, вместе с другими инсигнациями, послал родоначальнику династии Османов Гази Осману сельджукский правитель из Иконии.

Если над шатром развеваются все четыре знамени, это означает, что султан находится среди своих подданных.

Но сам Мурат в это время вместе с Баязетом отправился, как бы сказали современные военачальники, на рекогносцировку. Поближе к сербским позициям. И то, что они увидали там, едва не поколебало решимости Мурата. Ему показалось, что все это войско заковано в железо, блестевшее в лучах заходящего солнца, словно огонь. До самого горизонта, куда хватало глаз, сплошная стена из железа. «Может быть, прав был сербский посол, и у сербов в самом деле войска в десять раз больше моего?» — промелькнула у Мурата мысль. Но он тут же стряхнул с себя все сомнения, хоть и оставил вопрос о сербских латниках на последний перед битвой военный совет.

— Принимая во внимание численное превосходство противника, — заканчивал Мурат на военном совете свои впечатления о виденном в стане сербов, — не имеет ли смысл поставить перед нашим войском верблюдов, чтобы кони неверных гяуров, испугавшись необычных животных, подались назад и затоптали копытами своих же всадников? Иными словами, поставить стену, о которую расшибутся конники гяуров.

Мурат пристальным взглядом своих острых черных глаз обвел всех присутствующих военачальников.

— Что об этом думает мой сын Баязет?

— Посмею возразить моему досточтимому отцу и повелителю, — почти не задумываясь, ответил Баязет. — Я против этого, поскольку подданные падишаха доныне никогда ничего подобного не делали, а рисковать в такой решающей битве нежелательно.

Мурат склонил голову в раздумье. Какой-то резон в словах Баязета был, но уж слишком неубедительно он возражал.

— А что скажет мой главный советник Али-паша?

Великий визирь выступил вперед на шаг, как это он делал всегда в подобных случаях.

— Мой несравненный повелитель желает узнать мнение своего главного визиря? Оно таково: стена из верблюдов может стать преградой и для воинов падишаха, которые устремятся в атаку на проклятых гяуров.

Военачальники одобрительно закивали головами, но, заметив устремленный на Эфренос-бея взгляд Мурата, замерли в ожидании.

Все понимали, что Эфренос-бей — главный авторитет для султана в военных делах и его слово, несомненно, повлияет на позицию и окончательное решение Мурата.

— Смею напомнить, мой богоравный повелитель, что истории войн уже известны подобные случаи. Верблюды, поставленные впереди наших воинов, могут испугаться шума и навала наступающих гяуров, податься назад и расстроить собственные наши ряды, как то случилось со слонами падишаха Пора в битве при Гидаспе с Александром Македонским.

Мурат вынужден был согласиться с доводами Эфренос-бея. Но, задумавшись на миг, он решительно произнес:

— В таком случае я повелеваю впереди боевых рядов на левой и правой руке поставить лучников, дабы они засыпали неверных дождем своих стрел. Эфренос-бей со своими воинами займет крайний правый фланг по правой руке. Я сказал.

60

Заканчивался в это время военный совет и у сербов. Тактика боя и построение войск были определены. Князь Лазарь не без основания надеялся на успех. В его пользу была и выбранная им позиция — на юго-востоке. Это значило, что с самого рассвета солнце будет ослеплять врага.

Оставалось решить последний вопрос.

— И еще мыслю я совершить до рассвета вылазку в стан басурманов, — князь Лазарь обвел взглядом присутствующих, ища у них поддержки.

Сидевший справа от князя Вук Бранкович весь напрягся. Он понял, что сейчас военный совет закончится и его месть останется неудовлетворенной. Он скосил глаза на Милоша Обилича и тут же подал голос:

— Я хотел бы предупредить пресветлого князя и военный совет, что следует быть поосторожней в выказывании планов. Ибо среди нас сидит изменник и турецкий слуга.

Тут же Вук, не скрываясь, указал на Милоша. Удивленные воеводы и потрясенный князь Лазарь посмотрели на вмиг вспыхнувшего Обилича. Тот вскочил на ноги и, еле сдерживая себя, обратился к князю:

— Видит Бог, пресветлый князь, опять без вины оболган.

Князь Лазарь вспомнил двухлетней давности ссору двух славных юнаков и ему стало горько, что в такой решительный момент вражда вышла наружу.

— Вправе ли ты, Вук, бросаться словесами подобными, позорящими честь юнака?

— Вспомни, пресветлый князь, историю месячной давности, когда ты, получив фирман султанов с угрозою, отправил воевод Милана из Топлиц лазутчиком в османский лагерь. И знаешь, кто первым встретил Милана прежде, чем тот явился пред твои очи? Милош из Тьентишта. И упросил Милана занизить число османского войска, дабы ты, пресветлый князь и уважаемый тесть мой, не раздумывая долго, принял решение о рати.

Краска подступила к лицу старого князя. Милош воспитывался при его дворе и был его любимцем. Но и Вук небезразличен ему, хоть в последнее время между ними и появилась трещина. Ведь Вук был мужем его старшей дочери и отцом его внуков — Гргура и Лазаря.

Он устремил тяжелый взгляд сначала на Милана Топлицу, затем на Милоша.

— Это правда, Милан?

— Было такое, но совсем из других побуждений, — Милан склонил голову.

— Это правда, Милош?

— Да, пресветлый князь, — Милош, не чувствуя своей вины, открыто смотрел на Лазаря, — ибо я понимал, что ежели в данное время не дать отпор басурманам, через пару лет они окончательно войдут в силу, а мы здесь все перегрыземся…