Читать книгу "Пункт назначения - Москва. Фронтовой дневник военного врача. 1941-1942 - Генрих Хаапе"

Убитый мной красноармеец подобрался к нам с южной стороны улицы. И вряд ли он был там один. Это означало, что мы были почти окружены! Из-за своего укрытия я пристально вглядывался в темноту. Насколько я смог разглядеть в слабом свете далекой осветительной ракеты, следующий дом, находившийся метрах в двадцати восточнее, все еще был в наших руках. В следующем за ним доме размещался командный пункт батальона, который мы, по-видимому, тоже пока удерживали. Это было отрадно и вселяло уверенность.

Большинство из домов к западу от нас казались покинутыми, по крайней мере, вокруг них не велись никакие боевые действия. Исключением являлся западный конец деревни, где бойцы из 37-го пехотного полка все еще держались. В данный момент главная опасность грозила нам с востока: пользуясь своим подавляющим преимуществом, русские пытались оттуда ударом во фланг смять наши позиции. Но между перевязочным пунктом и наступающим противником находился Ламмердинг со своими людьми. Я узнал его по голосу, когда он спокойно отдавал своим бойцам команду: «Огонь!»

Каждая осветительная ракета, взлетавшая высоко в небо, служила своеобразным сигналом для короткой, ожесточенной дуэли не на жизнь, а на смерть. Затем разгоралась яростная перестрелка между нашими солдатами и красноармейцами, звучали команды на русском и немецком языках, тонувшие в грохоте взрывов ручных гранат. Я был очень рад, что Ламмердинг все еще продолжал бой.

– Здесь русские! – крикнул мне Ганс с другой стороны дома.

На противоположной стороне улицы я увидел еще одного красноармейца. Очевидно, он и убитый мной его товарищ входили в состав вражеской штурмовой группы, которая пыталась зайти в тыл Ламмердингу и его бойцам. В ярком свете осветительной ракеты русский был хорошо виден и был такой же легкой мишенью, как и первый. Я нажал на спусковой крючок. Когда он рухнул в снег, сраженный очередью моего автомата, раздались выстрелы и со стороны перевязочного пункта. Тульпин и легкораненые тоже вступили в бой! Потом все снова погрузилось во тьму.

Над деревенской улицей, расположенной несколько восточнее, одна за другой в небо с шипением взлетали осветительные ракеты и освещали своим призрачным светом группы немецких солдат, отчаянно сражавшихся за свою жизнь. Громкий шум боя доносился и с ответвления дороги на Терпилово, где Маленький Беккер и бойцы 10-й роты все еще удерживали свои позиции. Неожиданно до меня донеслись немецкие голоса, приближавшиеся с запада. В меркнувшем свете очередной осветительной ракеты я успел рассмотреть Кагенека и около дюжины солдат, которые следовали за ним по пятам.

– Привет, Франц! – крикнул я. – Осторожно! Идите сюда!

Через несколько секунд Кагенек был уже рядом со мной. Присев на корточки, он спросил:

– Что здесь происходит? Новая атака?

В нескольких словах я рассказал ему об опасности, которая грозила нам теперь с севера.

– Проклятие! – в сердцах чертыхнулся он. – Лобовая атака на центр деревни! Этого нам только не хватало!

– Ламмердинг вон там, у того дома! – пояснил я. – Он пытается защитить центр деревни от русских, наступающих с востока. Но на другой стороне улицы тоже окопались русские, они намереваются зайти в тыл Ламмердингу и его группе!

– Если мы не покончим с ними, мы потеряем командный пункт батальона, а вместе с ним и перевязочный пункт! Ламмердинг должен любой ценой продержаться, пока я не разберусь с этими русскими!

Кагенек начал собирать вокруг себя своих людей.

– А как дела на западной окраине деревни? – спросил я его.

– Более или менее! Вражескую атаку удалось кое-как остановить. Бойцы из 37-го пехотного полка сумели отбить все оставленные ранее дома. А теперь они отправляют на тот свет каждого красного, который пытается атаковать их со стороны заснеженного поля!

Кагенек установил с моей стороны дома пулемет и крикнул:

– Всем приготовиться открыть огонь!

Потом он выпустил осветительную ракету в сторону домов, расположенных напротив нас на другой стороне улицы. Она осветила своим мерцающим светом около пятнадцати красноармейцев. Пулемет выпустил по ним длинную очередь, а пехотинцы открыли шквальный огонь по всему, что хоть отдаленно напоминало русского. Большинство красноармейцев рухнуло в снег. Наконец осветительная ракета, выпущенная Кагенеком, погасла, а ракеты, взлетавшие вдали, слабо освещали окрестности лишь тусклым, призрачным светом. Кагенек в сопровождении своих бойцов бросился на другую сторону улицы. Загрохотали взрывы гранат, застрочили автоматы, раздались одиночные выстрелы из карабинов и винтовок. Но я был уверен, что теперь с этой стороны нам ничто больше не угрожает.

Под покровом темноты я побежал назад на перевязочный пункт. Стараясь говорить как можно более убедительно, я заверил раненых в том, что русских уже снова выбили с западной части деревни, и что наши товарищи на востоке продолжают держаться, и что скоро будет организована контратака, чтобы окончательно выбить иванов из деревни. Царившая среди раненых нервозность заметно спала. Ведь если солдат не в состоянии защитить самого себя, то он легко поддается панике и быстро становится жертвой неконтролируемого страха. Я снова заметил обращенный на меня холодный взгляд Наташиных темных глаз. В нем не было и намека на смертельный страх! Она в любом случае осталась бы жива, если бы даже все мы погибли. Стараясь успокоить раненых, я слишком упростил сложившееся положение. В действительности исход боя был еще далеко не решен.

С западного края деревни доставили нескольких раненых. Это было хорошим знаком, значит, у наших бойцов снова была возможность позаботиться о своих раненых. Но вот с восточного конца деревни к нам еще не поступил ни один раненый, – видимо, там бой был в самом разгаре. Вероятно, группа Маленького Беккера все еще отрезана от основных сил батальона! Не теряя время на разговоры, мы принялись перевязывать раненых. Потом мы услышали выстрелы позади дома, где по моему приказу стоял на посту Генрих, который должен был докладывать обо всем необычном. Я поручил Баумайстеру закончить перевязку раненого, которым как раз занимался в этот момент, и выбежал наружу. Генрих стоял за полуоткрытой дверью хлева и целился из своего карабина в сторону заснеженного поля.

– Что здесь происходит, Генрих? – спросил я.

– Там русские!

– Почему ты не доложил мне об этом?

– Я подумал, что смогу и один с ними справиться, герр ассистенцарцт! – спокойно ответил он.

Перед хлевом в снегу лежало восемь трупов. Не теряя самообладания, Генрих одного за другим хладнокровно застрелил всех нападавших русских. Красноармейцы могли подобраться к нам только через открытое заснеженное поле, и при свете осветительных ракет ефрейтор медико-санитарной службы Аппельбаум вступил с ними в неравный бой. Он все время оставался холоден как лед и, казалось, в случае необходимости был готов вступить в перестрелку с целой русской ротой. Тем не менее я отругал его за то, что он не доложил мне об опасности, и прислал ему на помощь шестерых легкораненых.